Елена Богатырева: Когда она меня убьет [СИ]

Задыхаясь в трубку, он отрапортовал, что переезд состоялся, что вещи выгружаются по адресу и что рабочие очень нехорошо ругаются, потому как лифт не работает. Быстренько решив, что пообщаться с неврологом за чужой счет гораздо приятнее, чем выслушивать трехэтажный мат грузчиков за свой, я пообещал Кире, что не умру в ближайшие два-три часа и обязательно дождусь его в больнице.

Невролог оказалась серьезной девушкой, унесла снимок моей головы в кабинет и, судя по времени, которое провела там, делала с него копию, причем вручную. Когда дверь кабинета отворилась, первым подскочил толстяк-Шумахер. Я же так и остался дремать в казенном дерматиновом кресле, наблюдая через полуприкрытые веки как она часто трясет головой будто курочка и деловито жестикулирует.

Мисс Большие Очки — так я назвал ее. Была она маленькой и до одурения серьезной. Этакая строгая училка.

— Пожалуйста, — пригласила она меня, — я бы хотела с вами поговорить.

За версту от нее веяло скукой. Кабинет отбивал охоту жить. Стул был жестким. Стены — отвратительно голубыми.

— В принципе, волноваться не стоит.

Она неумело пыталась не просто смотреть мне в глаза, а заглядывать время от времени в душу. Многозначительный тон, которым она произнесла первую фразу, предвещал длинную лекцию из разряда тех, что обычно читают врачи абсолютно здоровому человеку, стремясь напомнить, что тот не вечно будет жить, полагаясь на собственные силы…

— Сотрясения мозга у вас нет, никаких серьезных последствий не предвидится, — продолжала она тем временем. — Конечно, нужно поберечься, никаких серьезных физических нагрузок хотя бы месяц, никаких…

Под моим пристальным взглядом она все несла и несла какую-то чепуху, пока я не решил положить этому конец, неспешно поднявшись и расправив плечи. Сообразив, что я считаю ее время законно отработанным, она свернула, наконец, свой перечень и огорошила пустячком:

— Разве что вот тут, видите, маленькое затемнение.

Стало неприятно. Кому хочется иметь в своей голове затемнение там, где у других его нет? Однако, даже не повернувшись к компьютеру, в который она тыкала пальчиком, я равнодушно спросил:

— И что сие означает?

— Очень редкое явление, мне пришлось перерыть массу данных, чтобы…

— Так что?

Она явно расстроилась, что я не захотел слушать, как серьезно она потрудилась, но все-таки ответила сразу:

— Это может означать маленькую, такую, знаете, локальную, амнезию.

Сначала я оцепенел. Я потерял память? Стоп-стоп. Я ведь помню, кто я такой, да и только что помнил, кто такой Кира, и даже номер мобильного телефона помнил, чем не все люди без амнезии могут похвастаться.

— Вы хотите сказать, что у меня слегка отшибло память?

— Что-то вроде того.

— Я могу не вспомнить, где я живу? — уточнил я. — Чем занимаюсь?

— А вы помните? — осторожно осведомилась она.

— Прекрасно.

— Ну вот видите, — сказала она, — я же говорила, волноваться не стоит.

— Но вероятность того, что я что-то забыл, остается? — спросил я.

— Да. И вероятность эта очень велика. Практически равна ста процентам. Боюсь, вам не справиться с этим самостоятельно. Поэтому, если хотите… — Она протянула мне визитку, но я проигнорировал ее жест.

— Так в чем же конкретно эта локальная амнезия может выражаться? В том, что я забуду, как приготовить яичницу?

— Вы просто не вспомните, что когда-то умели ее готовить.

— Полная ерунда, — вырвалось у меня, хотя то, что она сказала, ерундой не показалось.

— Конечно ерунда, если дело идет о яичнице. Или о каких-нибудь коньках. Вот, скажем, любили вы кататься на коньках, и это доставляло вам удовольствие. Теперь вы о них не вспомните, потому что это как раз тот кусочек памяти, который вы потеряли. Вам не придет в голову сходить на каток, потому что в вашей памяти коньки стерты. Ведь большинство наших желаний основано на памяти, согласитесь. Но здесь тоже нет ничего страшного. Потому что однажды кто-нибудь пригласит вас на каток или вы сами решите попробовать, и на льду вдруг выяснится, что вы прекрасно катаетесь. Потому что память — функция ментальная, а тело все помнит, оно память не утратило. Вы понимаете, о чем я говорю?

Теперь я прекрасно ее понимал, и понимал даже больше того, что она говорила. Я уже почувствовал то, что она облекла в слова:

— Конечно, когда речь идет о мелочах, о чем-то явном, о том, что вы можете повстречать в жизни, то память «проснется». Но у каждого человека есть некая потаенная часть, и ничего в реальном мире о ней не напомнит. Вот она-то останется для вас погребенной. И не только она, а все мысли, желания и стремления, которые были с ней связаны.