Мила Серебрякова - Вечер страшных предсказаний

Однажды Баранов написал жалобу на Розалию, что та одним своим видом способна развратить всю столичную молодежь. Жалоба была отксерокопирована и разослана по разным инстанциям. Куда именно Баранов разослал бумажки, Катка до сих пор не ведает, но пенсионер пообещал, что в скором времени Розалию обязательно изолируют от общества.Потом между «любящими» соседями произошла драка. И Павел вновь принялся строчить доносы…

Нечто подобное происходит практически каждую неделю. Поэтому, углядев спешащего ей навстречу старика, Катарина мысленно перекрестилась и растянула губы в приветливой улыбке:

– Павел Петрович, доброго вам денечка.

– Здравствуй, Каточка, – подозрительно ласково ответил сосед. – Как у тебя делишки?

– Спасибо, вроде все нормально. Пока, – добавила она, косясь на собственные окна.

Баранов встал по стойке «смирно» и продекламировал:

– Катарина, выражаю тебе огромную устную благодарность за душевную доброту и заботу о ближнем. Я всегда считал тебя человеком ответственным и отзывчивым. Рад, что не ошибся. Хороших людей я помню, и ты можешь рассчитывать на любую поддержку с моей стороны.

Копейкина начала обкусывать ноготь на указательном пальце.

Пребывая явно не в себе от слов Баранова, она, не подумав, ляпнула:

– Павел Петрович, а вы сегодня ночью с кровати не падали?

Дед заулыбался:

– Понимаю, о чем ты. Нет, дорогая моя, не падал. Спал как убитый. На новом диванчике. Ой, какой же он мягонький. А кресла… Да я и мечтать не мог, что когда-нибудь настанет день и я буду восседать в таких креслах. Вы с Розалией теперь самые желанные гости в моейквартире. Милости прошу.

Ката попятилась назад.

– Я… пойду. Мне… э-э… домой надо.

– Иди, Каточка, иди. Передавай мой большущий привет Розалии. Скажи, что я нежно целую ее в гладкую щечку три раза и желаю ей всего самого наилучшего.

«Он точно с кровати рухнул, – думала Катка, несясь к лифту. – Причем не один раз».

Стоило Наташке открыть дверь, как Ката зачастила:

– Хочешь прикол? Я сейчас Баранова у подъезда встретила. У деда явные проблемы с головой.

Натка отмахнулась:

– Он к нам вчера раз десять приходил. Сначала торт принес, потом пирожные, а водиннадцать заявился и подарил Розалии какую-то книгу.

– С ума сошел?

– Да нет, просто выражал благодарность.

– Розалии?!

– Ну да. Поди плохо получить в подарок дорогую мебель. Я бы тоже не переставала раскланиваться, окажись на его месте.

– Стоп. О какой мебели речь?

– Так о нашей, вернее, уже о барановской.

– Ничего не понимаю.

Натка боязливо обернулась назад и зашептала Катке на ухо:

– Розалия отдала Павлу всю нашу мебель из гостиной. И диван, и кресла, и журнальный столик, и даже…

– Ой, смотрите, кто к нам приехал, – в коридоре нарисовалась свекровь. – Детка, ты откуда такая красивая? Из дурдома сбежала? А почему я не вижу санитаров, они на лестничной клетке остались?

– Розалия Станиславовна…

– Как прошел день рождения Ленки? Судя по твоей физиономии, вы квасили все выходные. Что пили: паленую водку, дешевый портвейн, самогон? А может, бражкой баловались?

– Мы пили вино.

– По тебе не скажешь. Посмотри на себя в зеркало. Глаза отекли, нос распух, да и взгляд какой-то бешеный.

– Почему вы отдали мою мебель Баранову?

Розалия смерила Натку гневным взглядом:

– Уже донесла, Иуда?

– Я только… случайно вырвалось.

– У тебя не рот, а сито. Я же просила тебя, дубину, по-человечески просила, держать рот на замке.

– Простите.

– Уйди с глаз долой!

Развернувшись, Розалия лениво прохрипела:

– А ты, жертва деревенских именин, следуй за мной.

За те два дня, что Катка отсутствовала в родных пенатах, гостиная успела видоизмениться.

В центре просторного помещения покоился белоснежный кожаный диван, чуть поодаль примостились кресла. Два журнальных столика, цена которых явно превысила шестимесячный доход среднестатистического москвича, стояли возле дивана, а на их зеркальной поверхности, чувствуя себя очень даже вольготно, разместились десятикилограммовые коты персы Копейкиных.

На стене висела огромная плазменная панель, а в углу высилась весьма оригинальная стальная стойка, заставленная литературой гламурной тематики.

Со стены были сняты две картины – их дальнейшую судьбу Катка так и не узнала, – а на ихместе висел – о ужас! – метровый постер в золотистой рамке с изображением обнаженной парочки.