Светлана Алешина - Акула пера

— Да, крепкий, — со вздохом сказала я. — Видел, как разлетелась ваза? Завтра Сергей Иванович предъявит мне кругленький счет. Как ты думаешь, он будет заявлять, что ваза из венецианского стекла?

Виктор не поддержал шутку — должно быть, настроение у него было не самое подходящее. Мне и самой было не до веселья, я просто старалась скрыть нервозность, которая все больше охватывала меня. Я догадывалась, откуда она взялась: все-таки одно дело отправить за решетку матерого преступника, и совсем другое — разрушить образ человека, который до сих пор считался образцовым членом общества.

Дальнейший путь мы проделали в молчании, что вполне соответствовало привычкам нашего фотографа и на меня действовало достаточно угнетающе — любой со мной согласится, если попытается вспомнить, много ли он встречал в своей жизни молчаливых женщин.

Одним словом, когда мы добрались до больницы, я находилась в самом дурном расположении духа и мечтала только об одном: как бы побыстрее развязаться с этим неприятным делом.

Здание медсанчасти утопало в предрассветных сумерках. Большинство окон были темны, дверь приемного покоя была заперта изнутри. Мы позвонили и стали ждать. Через минуту загремел засов, и наружу выглянула молодая медсестра в аккуратном белом халатике. Поеживаясь от прохладного ветерка, она озабоченно спросила, что случилось.

— Да ничего не случилось, — сказала я. — Cегодня дежурит Трофимов Александр Михайлович?

— Вообще-то, дежурит, — ответила девушка. — Вам он нужен? Вообще-то, подождите, я сначала посмотрю… Вообще-то, Александр Михайлович сейчас, наверное, отдыхает…

Мне надоели эти бесконечные «вообще-то», и я решительно отодвинула медсестру в сторону, сказав при этом:

— Вообще-то, если он дежурит, то о каком отдыхе может идти речь?

Девушка изумленно открыла рот и позволила мне войти. Виктор шагнул за мной следом, смущенно пробормотав: «Пардон!» Медсестра пришла в себя и поспешила за нами, оправдываясь на ходу:

— Вообще-то, у нас дежурство с правом сна! Так что вы зря думаете…

Если бы она могла знать, о чем я думаю!

Отчаявшись удержать нас, девушка вырвалась вперед и первой открыла дверь кабинета, где находился дежурный врач. Взволнованным голосом она прямо с порога объявила кому-то о нашем вторжении, но тут же следом мы сами подтвердили факт своего присутствия, и медсестра умолкла, с тревогой глядя на нас.

В кабинете находился один Трофимов. Несмотря на поздний час, он выглядел подтянутым и безупречно чистым, как врач с плаката. Белый халат, шапочка — все было как положено. Но вот лицо его мне не понравилось — постаревшее, осунувшееся, с темными кругами под глазами. Сейчас он сам был похож на тяжелого больного.

Увидев нас, Александр Михайлович на мгновение оцепенел, и в глазах его мелькнуло отчаяние. Несколько секунд он молча разглядывал нас, а потом махнул рукой медсестре.

— Ладно, Ольга, ты можешь идти! — глухо сказал он.

Девушка слегка замешкалась, и тотчас все напряжение, копившееся в душе Трофимова, выплеснулось наружу в раздраженном крике:

— Я сказал тебе, выйди!

Ни в чем не повинная Ольга обиженно шмыгнула носом и опрометью выбежала за дверь.

— Нервничаете, Александр Михайлович! — укоризненно заметила я.

Трофимов ничего не сказал и лишь враждебно посмотрел на меня. Да, с тех пор как мы с ним познакомились, он резко изменился. Просто доктор Джекил и мистер Хайд какой-то! От былого взаимопонимания не осталось и следа.

— Может, предложите нам сесть? — спросила я.

Трофимов кивнул, опять не рискнув открыть рот. Наверное, он был сейчас в таком состоянии, что не мог разговаривать. «Ну что ж, выслушать-то он нас сможет», — подумала я, усаживаясь на скрипящий стул напротив доктора.

— Начну без предисловий, — сказала я. — Сегодня ночью арестован Панкратов. Вряд ли вам знакома эта фамилия, Александр Михайлович, поэтому поясняю: это тот самый обыкновенный мужчина, который приходил навещать Самойлову. Догадываетесь, к чему я клоню?

Трофимов, казалось, никак не отреагировал на мое сообщение. Только на лбу у него выступили крупные капли пота. Он, не мигая, смотрел на меня и будто ждал продолжения. Однако я молчала, и немного погодя Александр Михайлович заставил себя заговорить.

— Зачем вы мне это рассказываете? — надломленным голосом произнес он. — Я не понимаю.

— Завтра за вами придут, — объяснила я. — Вас будут допрашивать. У вас будет очная ставка с Панкратовым. Вы уверены, что все это выдержите?