Кэтрин Пейдж - Тело в плюще

— Дело не в этом. Я себе цену знаю, но откуда ей обо мне известно? В городе я уже давно не работаю.

— Если верить ее секретарю, Оуэну, то именно поэтому она тебя и запомнила. Бишоп была на рождественском приеме в Стенстеде и еще каких-то мероприятиях, которые ты проводила, в том числе на приеме в Грейси-Мэншн. По его словам, на нее произвели впечатление твой фенхелевый суп и десертные шоколадные батончики.

— Манхэттенские пальчики. Да, получилось хорошо. Я добавляла яблочное пюре, чтобы они не засохли. Хмм, пожалуй, можно попробовать еще раз.

— У тебя будет такая возможность. В июне. Приготовишь их для Барбары и ее пелэмских подруг. Ты же знаешь, как я люблю встречаться с нашими пелэмскими девчонками. Те, конечно, постарше; думаю, они выпускались в шестьдесят девятом или семидесятом.

— Знаю, знаю, — вмешалась Фейт. — Выпускницы Пелэма это что-то особенное.

Пелэм считался одним из старейших и самых престижных женских колледжей в стране, и любовь к нему со стороны Хоуп граничила с фанатизмом. Тем не менее факт оставался фактом: немалое число выпускниц заведения добились успеха — и прославили имя колледжа — в самых разных сферах жизни, от политики до телевидения. Фейт, посещавшая с детского сада исключительно заведения раздельного обучения, выбрала после школы обычный университет, но, бывая на встречах сестры с ее пелэмскими подругами, нередко думала, что может быть совершила ошибку.

— Барбара увидела твою фотографию в альманахе. Помнишь, я посылала снимки с крестин малыша Квентина? На одном из них была и его крестная, моя сестренка Фейт Сибли Фэйрчалд. Так что скажи спасибо Пелэму и мне!

Да, Хоуп все просчитала. Эта работа могла стать венцом картеры Фейт. Барбара Бейли Бишоп вела затворнический образ жизни. Никто, поведала сестра, за исключением агента и издателя, не знал ее настоящего имени. Никто даже не знал, где она училась. Писательница проявляла необычную щедрость в отношении колледжа, но ставила условием, что имя ее не будет раскрыто, так что пожертвования были практическими анонимными. Поклонники высказывали самые разные догадки относительно времени ее учебы, но никто точно не знал, кто именно из выпускниц Пелэма скрывается под именем Барбары Бейли Бишоп. По сравнению с ней даже Дж. Сэлинджер выглядел мужской версией Пэрис Хилтон.

Интервью со знаменитостью проходили под покровом секретности, как встречи с информаторами мафии. Мисс Бейли Бишоп держалась в тени, и даже фотографии автора на обложках книг представляли собой неясные, практически не меняющиеся год от года темные силуэты — классический профиль и вьющиеся пряди могли быть не столько творением природы, сколько результатом труда фотомастера. Она не совершала рекламных туров по стране, не посещала писательских конвентов, а если соглашалась ответить на вопросы журналиста, то либо по телефону, либо через доверенного секретаря. Официальной причиной такой скрытности называлось ее желание сохранить в неприкосновенности личную жизнь, поскольку в противном случае она просто не смогла бы появиться в общественном месте. И хотя Фейт считала такое подражание Гарбо перебором, у знаменитости, несомненно, были все основания опасаться толпы, которая собралась бы вокруг нее чуть ли не в любом уголке мира. Книги ее, соединявшие любовную историю с саспенсом, пользовались огромной популярностью и у мужчин, и у женщин. Она получила все возможные литературные премии в Соединенных Штатах, а ее романы сразу же по выходу занимали первые места в списках бестселлеров, где и оставались месяцами. Но более всего ее ценили в Европе, называя femme sérieuse и ставя в один ряд с Марселем Прустом. В Италии и Франции Бишоп удостоилась всех мыслимых наград, и каждую осень литературные критики и широкая публика со вздохом разочарования отмечали близорукость Нобелевского комитета. Число симпозиумов и дискуссий, на которых знатоки горячо спорили по поводу цвета брючек-капри ее героини, увеличивалось год от года.

— Миллионы, если не миллиарды, людей пошли бы на убийство ради возможности встретиться с ней. Я просто не могу поверить, что ты еще колеблешься!

Фейт и сама удивлялась своей нерешительности.

— Ладно, я согласна.

— Вот и хорошо, — заключила Хоуп. — Я им так и сказала.

Гудок. Поезд приближался к переезду. Фейт увидела шлагбаум и вытянувшиеся за ним автомобили. Снова протяжный гудок. Любопытно, как меняется пейзаж за окном в зависимости от фокуса зрения. Смотришь вдаль — предметы легко распознаваемы; рядом же с рельсами все сливается в неясное пятно. В жизни наоборот. Мы различаем то, что перед нами, но не то, что далеко. Или нет?