Максим Шахов - Властелин воли

И еще один момент. Вчера Оборнова на работе как раз в пятнадцать часов не было, а перед этим в два часа, когда они обедали с ним в столовой, он сказал, что съездит ненадолго к зубному врачу. А этот разговор не похож на разговор с зубным врачом!

Да, надо идти к директору, решил Скобликов, уже прогуливаясь с Петькой по скверу. Он взглянул на небо. Оно было сегодня неприветливое, с низкими серыми тучами. Дождь будет.

Навстречу ему по пешеходной дорожке сквера шла молодая женщина с миттельшнауцером. Пес был такого же окраса, как и его Петька, только подстрижен. Ну да, сейчас это модно! Он плохо слушался хозяйку и норовил все время залезть на газон. Женщина была одета в брюки в обтяжку, выгодно подчеркивающие стройность ее фигуры, и короткую курточку-ветровку. Одета модно, по-московски, но что-то в ее облике было не так. Скобликов попытался понять это несоответствие, но никак не мог его поймать.

Они поравнялись. Женщина приветливо улыбнулась генералу, внимательно посмотрев на него зелеными глазами под длинными ресницами, но тут ее псина дернулась к своему сородичу, к его Петьке. И в этот момент женщина непроизвольно оказалась рядом. Скобликов ощутил небольшой укол на запястье своей руки, которой он держал Петьку на поводке.

– Джули, это что такое? – Женщина с силой оттащила свою собаку от Петьки. – Извините, – она виновато улыбнулась, – она у меня еще совсем молоденькая…

– Ничего, – Скобликов посмотрел на руку женщины, которой она его задела.

На указательном пальце женщины было надето кольцо с большим перстнем. «Странно, почему на указательном», – мелькнула мысль в голове генерала.

– Девочка? – спросил Скобликов женщину.

– Да, всего полтора года.

– А мой уже старик, а все туда же… Петя, пошли. – Он потянул своего пса от молоденькой соплеменницы, которая очень заинтересовала его.

– Извините, до свидания. – Женщина быстро стала удаляться от них со своей Джулей.

Через несколько секунд Скобликов все-таки не вытерпел, оглянулся назад. Женщина с собакой была от них уже метрах в пятидесяти. И тут генерал понял: туфли! Вот несоответствие! Не ходят рано утром на прогулку с собакой в туфлях на высокой шпильке.

Он машинально взглянул на часы: «Ого, Петро, что-то мы с тобой сегодня загулялись». Старый Петя послушно пошел за хозяином, еще раз с надеждой обернувшись в конец сквера. Но Джули уже не было видно.

Скобликов, когда он подошел к дому, запыхался, видимо, от быстрой ходьбы. Охранник, когда они вошли в тамбур подъезда, брился. Он кивком головы поприветствовал генерала. Скобликов в ответ махнул ему рукой, подошел к лифту, нажал кнопку, но кнопка вызова не загорелась. Он нажал еще раз.

– Константин Сергеевич, лифт не работает, – охранник из своей дежурной комнаты высунул голову, не выключая электробритву.

– Ч-черт! А в ДЭЗ звонили? – Скобликов недовольный повернулся к охраннику.

– А они им не подчиняются. Они – отдельно. Они начинают работать в девять. В это время мы им позвоним. – Охранник виновато улыбнулся.

Скобликов вяло махнул рукой, стал быстро подниматься на седьмой этаж: он уже выбился из своего обычного графика. Когда он подошел к двери своей квартиры, то был совершенно мокрым. Сердце бешено стучало, в голове били какие-то молоточки. Тяжело было даже достать ключи из кармана, поэтому он нажал кнопку звонка, прислонившись головой к дверному косяку.

– Что с тобой, Костя?! – испуганно вскрикнула жена, открыв ему дверь. – На тебе лица нет…

– Что-то прихватило… – Скобликов тяжело переступил через порог квартиры и рухнул на пол, так и не выпустив поводка из руки.

«Скорая» приехала через двадцать минут. «Обширный инфаркт, ничем помочь не можем. Вызывайте милицию», – буднично констатировал широкомордый молодой врач «Скорой», – сколько лет?»

– Да пятьдесят четыре всего, – всхлипнув, ответила жена.

– Ну, сейчас и в тридцать пять есть с таким диагнозом, – проинформировал молодой врач и стал флегматично упаковывать свой чемоданчик.

Анатолий Иванович Вощанов никогда не относил себя к везунчикам. Сын пожарного и почтальонши, он рано познал унизительность бедности: постоянная экономия на всем, чувство голода, штопаные носки, скромный гардероб и отказ от многих развлечений, которые предлагала столица. Но сильнее всего по его самолюбию било иногда не скрываемое по отношению к провинциалу пренебрежение, исходившее от некоторых его сокурсников из числа «золотой молодежи». Он прекрасно понимал, что все их «превосходство» состоит только в том, что они сынки из сытых обеспеченных семей – из семей профессоров, крупных чиновников и партийных бонз. Он знал, что рано или поздно он догонит их на социальной лестнице, но вот это чувство социальной неполноценности тогда вызывало у него не только зависть, но и глухую злобу, которую ему с трудом приходилось скрывать в общении с товарищами.