Максим Шахов - Шанс только один

– Что-то не так, дорогой? – подалась к нему Дебора.

– Это п-просто кошмар! Я па-па-пацифист! И член Лиги за запрещение ядерного оружия! Атомная бомба – это ужасно, неужели ты этого не понимаешь? И угораздило же меня с тобой связаться! Так, все! Давай считать, что между нами ничего не было! Где мои штаны? Я немедленно ухожу!

– Как уходишь?

– Насовсем! Ты видела когда-нибудь фотографии несчастных японских детишек, родившихся в Хиросиме и Нагасаки?

– Но при чем тут мы с тобой?

– Как при чем? Неужели тебе не жаль этих несчастных ребят? О боже, с кем я связался? Черт, где же мои штаны?

– Не знаю… Подожди! Я ничего не пойму!

– В том-то и дело! Мой дядя сгорел заживо в Хиросиме! От него не осталось даже горстки пепла, понимаешь?

– Нет… Твой дядя что, был японцем?

– Нет! Он был европейцем! Профессором тектоники и ездил изучать вулканическую деятельность в Японии! В память о нем я и решил стать тектоником.

– Прости, я не знала.

– Конечно! Еще бы! Где мои штаны, я спрашиваю? Я не могу осквернять память моего несчастного дяди, находясь в постели дочки уранового промышленника!

– Но почему?

– Потому что я поклялся на его могиле, что буду иметь дело только с теми, кто борется за разоружение!

– На какой могиле? Он же сгорел без следа, – удивилась Дебора, но тут Глеб наконец обнаружил свои штаны и принялся их демонстративно натягивать, прыгая на одной ноге. – Я тебя не отпущу! – подскочила к нему девушка.

– Не прикасайся ко мне, разжигательница войны!

– Да какая я разжигательница? Я, если хочешь знать, тоже пацифистка! В душе…

– Да? – перестал прыгать Глеб.

– Да! Я просто не успела тебе об этом сказать.

– Ну что же, это меняет дело! – быстро проговорил Глеб, одной рукой обнимая Дебору за талию. – И ты готова бороться против войны?

– Я готова… – прошептала Дебора. – Я на все готова!

– Ну что же, тогда прямо сейчас и начнем! – решительно сказал Глеб, увлекая девушку в кровать.

Его брюки при этом волочились следом, но снять их Глеб не мог. Слишком ответственным был момент – Дебора созрела для вербовки, так что отвлекаться на всякие мелочи было нельзя.

– Заходи! – посторонился Логинов.

Аникеев шагнул в кабинет через порог и сказал:

– Здравия желаю, товарищ генерал!

Максимов моргнул на него близорукими глазами:

– Эк ты вырядился…

В машине Аникеев снял парик и слегка стер грим, но на переодевание времени не было. Так что в кабинет генерала Максимова он заявился в черных чулках, туфлях на каблуке и обтягивающем платье подруги Анны.

Покачав головой, генерал сказал:

– Гм-м… Пока мы тут будем беседовать, пусть ему принесут одежду, слышишь, Витя?

– Да я уже сказал, чтоб камуфляж притащили.

– А, ну тогда нормально. Тогда садитесь. Ну что, рассказывай, Леонид, где тебя носило.

– Где меня только не носило, – вздохнул Аникеев и вкратце обрисовал свою эпопею.

Слушали его, не перебивая. Максимов изредка качал головой и делал на листе какие-то пометки, а Логинов просто курил и хмурился.

– Ну вот, собственно, и все, – наконец закончил свой рассказ Леня. – В общих чертах, так сказать.

– Так. Так-так… Значит, как ты оказался за городом, ты не помнишь?

– Никак нет, товарищ генерал. Ни как оказался, ни что было перед этим, – покачал головой Леня. – Я пытался вспомнить, но… не получается. Какие-то смутные обрывки. Вроде что-то всплывает, но сразу ускользает.

– Обрывки, говоришь? – задумчиво проговорил Максимов.

– Да.

– Я, конечно, не специалист, но если есть обрывки, значит, должно быть и все остальное. Сейчас. Звякну кое-куда, проконсультируюсь.

«Звякнул» Максимов в Институт Сербского. Связи между ФСБ и этим богоугодным заведением были прочными. Традиционными, можно сказать. Седьмое управление КГБ – официальное название – ЗКС и БТ (защита конституционного строя и борьба с терроризмом) – настолько основательно курировало институт, что даже оказало заметное влияние на пути развития отечественной психиатрии. В частности, болезнь «вялотекущая шизофрения», как утверждают независимые источники, была «изобретена» по заказу «семерки» – чтобы ставить этот диагноз покушавшимся на конституционный строй диссидентам и упекать их в психушки…

Из песни слова не выкинешь, было и такое. Но те времена канули в лету. Выжившие диссиденты нынче резвились без присмотра. На первый план вышли террористы. Но связи остались – террористы они ведь тоже человеки, хотя и переродившиеся в бешеных псов.