Андрей Молчанов - Побег обреченных

– Прошу прощения, – повторил брюнет бархатным голосом и меленько, словно полоская горло, хохотнул. – Фамилия ваша не Коломина случайно? Или ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, – произнесла Жанна сквозь зубы, видимо польщенная, потому как уж слишком небрежно произнесла.

Далее в коридоре случилось некоторое изменение мизансцены, поскольку из тамбура в вагон шагнула личность в кепочке – сосед Вероники Степановны, владелец тюков, он же зачинщик новой личной жизни на востоке бывшего советского пространства.

Вкрадчиво, по-тигриному выгнув костистый хребет, проступавший под твидовым пиджачком, зачинщик двинулся в купе, жизнерадостно улыбаясь всем своим землистым лицом. Крупно и выпукло вмонтированные в его десны нержавеющие зубы сжимали скверную папиросу.

– Эй, любезный, – театрально выкинув полную руку с сигаретой, обратилась к нему Вероника Степановна, – за вашими коробами похоронен мой чемодан. Выньте его, там кофта, а то декольте, знаете ли, мне с не давних пор не идет.

– Мне тоже в башку надуло, – нелогично согласился железнозубый, не дрогнув лицом и папиросы изо рта не вынимая. И скрылся в купе. Затем дверь отъехала вновь. – Щели не могут законопатить, сволочи! – закончил с чувством и мощно двинул дверь обратно в косяк.

– Не выношу самолеты, – поведала Вероника Степановна расстроенно. – Клаустрофобия у меня, то бишь – боязнь замкнутого пространства. А поезд – тоже мучение… Достанется такой вот в соседи… Храпит, как слон. И чеснок еще. Вчера на ночь – три головы съел. С поллитрой. А-ат-мосфера…

– Жуть какая, – вздохнула Жанна.

– Нравы, – поднял брюнет бровь и изогнул губу, придав физиономии выражение какого-то горестного размышления.

Ракитин и Градов незаинтересованно переглянулись. Проблемы быта в дороге занимали их в незначительной степени, хотя обоим требовалось срочным образом побриться и переменить белье.

– Слюшай, ты, дорогой, – послышался придушенный зов, и Ракитина поманил из купе волосатый палец Рудольфа Ахундовича.

Рудольф Ахундович сидел на нижней полке, поджав под себя ноги и упираясь большой круглой головой в верхнюю полку. Взгляд его добрых глаз светился смущением и растерянностью.

– Слюшай, – жарко зашептал он в ухо Александра, озираясь по-лошадиному на Ивана Ивановича, спокойно лежавшего в постели с газетой в руках. – Жэнщина видел?

– Рыжую, что ли?

– Какой рижий? Золото, а не волос! Огон, понял?

– Н-ну… – подтвердил Александр неуверенно.

– Слюшай, ты будь друг, а? – Рудольф Ахундович приложил ладонь к сердцу. – Поговори, а? Выясни, а?

– Что выяснить?

– Замужем, нет?

– Это зачем? – спросил Александр подозрительно.

– Ну ты поговори, а? У меня с жэнщин плохо выходит. А ты спросишь, тебе тьфу-тьфу. А незамуж, пригласи к нам. Пообедать. Напитк есть, колбас-малбас есть, прям как в ресторан, скажи.

– Артистка она, – невпопад доложил Ракитин.

– Кто? Я так и думал! Сильно красива!

– Разговорный жанр.

– Все равно…

– Попробуем… – пожал плечами Александр.

Но, видимо, Рудольф Ахундович опоздал… Возле Жанны уже вращался угодливым бесом модный брюнет. До Ракитина, вставшего неподалеку и старательно глазевшего в проносившиеся дали, донесся разговор.

– Странные чувства овладевают мной, – пел брюнет. – Я всего лишь неделю как из Парижа, там все в цвету, каштаны… И, – он очаровательно улыбнулся, – никаких затруднений с рестораном, да и с вагоном-рестораном никаких затруднений, что примечательно. Я туда тоже поездом. Утомительно, конечно, сплошные границы, таможни… Но – впечатления, Европа…

– А по какому случаю? – спросила Жанна настороженно.

– В Париже-то? – услужливо подхватил брюнет. – А… у меня там филиал фирмы.

– Вы – коммерсант?

– Так точно. – Он наклонил голову, продемонстрировав тщательно завуалированную лысинку. – М-да… Сергей Иннокентьевич, кстати… гм.

– Очень приятно.

– Во-от. Так что буквально еще на днях бродил под сенью Эйфелевой башни, а теперь вот пребываю в тревожной глубине российских пространств, ха-ха… Направляюсь в «горячую точку». – Он вдруг напустил на лицо серьезность. – Ничего не поделаешь, бизнес… А вы, простите, зачем в Душанбе?

– Гастроли, – отвечала Жанна вяло. – Обещали выступления…

– Да… для такой работы нужен… не только талант… А семья ничего? – сплетал брюнет сеть.

– Нет семьи, – произнесла Жанна жестко. – Пойду я. – И ушла в купе.

Брюнет, поскучав с минуту, подвинулся ближе к Александру.