Андрей Молчанов - Побег обреченных

Он давно научился ориентироваться в этих чередующихся выгнутых слайдах, бегущих навстречу, и легко уходил в нужный, как бы вскакивая на ходу в поезд, и далее движение существовало уже помимо него; бегущий кадр останавливался, открывая вход в свое Зазеркалье.

Он не любил кино, угнетавшее пародийностью таких же стрекочущих кадров, чья условность, казалось, в любой момент могла обратиться в явь – порой чудовищную. Но сейчас, влекомый неведомым ему инстинктом, оказался именно в кинотеатре, на пустой, ведущей на бельэтаж лестнице, и в проеме входа увидел экран с изображением сверкающих полей ледового материка, куда в огне и в облаке пара опускался корабль с фантастическими пришельцами, а затем, минутой позже, насмешливый случай привел его в Антарктиду, но не ту – киношно залитую солнцем, а иную, где в снежном мраке ревел ураган и едва различалось какое-то белое плато, что вскоре исчезло, превратившись в сплющенно убегающий мираж, и он очутился в тихой квартирке предвечерней Ниццы.

Невольно ему подумалось о двух Зазеркальях каждого зеркала, но ложную эту мысль он сразу отверг, ибо, в отличие от зеркал пространства, зеркало, мутно блестевшее в сумерках прихожей, отражало не суть, а подобие. Подобие себе же подобных вещей: телевизор, картину, рояль, другое зеркало, недопитую бутылку вина, окно и в нем – стеклянную многоярусность отеля, заслоненного силуэтом его – гостя пустой квартиры.

Подобно чувствительному приемнику он настроился на антенну этого здания, опять-таки сравнив свое сознание с зеркалом, отразившим мысли, лица, воспоминания тех, кто ел, спал, думал, совокуплялся и умирал за ячейками гостиничных стекол.

И тут пришло озарение.

И голос жреца прозвучал в его сознании.

Голос, призывающий туда, где тянулась граница между этой землей и мирами, не знающими солнца.

Тонкая вибрирующая волна прокатилась внутри – настойчиво, зовуще, и он, следуя повелению, поспешил к запретному доныне рубежу, где его ждали, откуда началось земное его скитание и где, как он верил, будет положен этому скитанию конец.

Толща горных пород бесконечно и нудно проглатывала его тугой давящей тьмой, то прорезанной сетчато жилами, то в провалах пустот, почти не различимых в однообразных оттенках черной, слепой мглы, и вот он ступил на гладкий, словно отшлифованный пол, убегающий в купол потолка.

Эта полость в глубине горы была подобна пузырю воздуха в куске стекла, а может, это и был пузырь воздуха в застывших породах, вспученных из раскаленного нутра планеты, ставших древним камнем Памира, сквозь который он шел сюда; камня, знавшего начало начал.

За соседним хребтом ночевали альпинисты, и на миг их глазами он увидел очертания своей горы в снежной круговерти, внушавшей страх белыми языками снега, реявшими над уступами, гулким воем пурги и ртутно падающим в ущелье солнцем. И барса, дрожа затаившегося в скалах, чутко прислушивающегося к непогоде.

Красноватый свет озарил камень, и он увидел жреца. И усмешка стояла в его оранжевых глазах, чьи углы тянулись к пепельной коже бугристых висков.

– Похоже, – произнес жрец, – наше терпение истощилось, да и твое тоже… Пришла пора выбирать…

– Свой выбор я сделал давно.

– О-о, ты упрямец… Века не изменили тебя. Да, когда-то ты выбрал длинный путь, но вот путь подошел к развилке, и надо выбирать снова… Тебе неясен смысл выбора? Объясню. Ранее мы поддерживали тебя, ныне же ты все должен решить сам. Наша печать снимается, и ты можешь поклониться Свету и уйти с этой развилки в близкие ему миры, но что они дадут тебе? Новые скитания, череду чистилищ… Откуда снова, вероятно, попадешь на Землю, но уже без прежней памяти, и опять закрутится бесконечный круг, неуклонно ввергающий тебя все в тот же ад, где, припоминая глупость человеческих устремлений, ты опять пройдешь через цепь напрасных страданий…

– Ты не ведаешь будущего. И я не верю тебе.

По лику жреца читалось, что он с трудом преодолевает раздражение.

– Хорошо, – сказал он терпеливо, как бы убеждая капризное дитя. – Я объясню тебе то, что ведаю всецело. В тебе заключена суть нашего мира. В тебе ее атом. И он никогда не позволит приблизиться к Свету… А условия Света жестки. Ты начинаешь другой путь. Уже самонаказания. Путь бессмысленный…

– Я изживу этот атом.

– Глупец… Ты все мог бы решить прямо сейчас… Но ты не захотел. Что же… Право выбора – право каждого. Ступай вон. И знай последнюю тайну: мы обязаны дать тебе время раздумья. Ибо будет второй суд. И ты должен отречься окончательно, оставив здесь нам эту частицу естества, ибо не должно нашему врагу владеть ею. Но если ты не придешь на суд, то сдохнешь и – свалишься к нам. И тогда мы даруем тебе вечность… в колодце под Башней Луны… ха-ха-ха…