Андрей Молчанов - Побег обреченных

– Кто… там? Ахмед, ты? – слабым голосом спросил человек, не оборачиваясь, и тут же в мозгу Власова полыхнуло озарение:

«Дипломат! Вот кто душманов навел! Змееныш…»

В этот момент загрохотали выстрелы, мало смутившие Власова, ибо за пистолетным, чужим, услышалась своя, из «скорпиона», очередь, наверняка скосившая бандита, – судя по всему, последнего, доставшегося Мартынову, и единственное, о чем не без досады подумал Власов, – о неуклюжести подчиненного, поднявшего излишний шум…

Впрочем, из гостиной он решил выйти вторым, для начала выпихнув в коридор подонка Дипломата в качестве живого щита…

Что и проделал.

Мартынов действительно допустил оплошность, ударив вошедшего в комнату Ахмеда ножом в спину. Он бил со всей силы, механически целя в область сердца, надеясь, что лезвие в крайнем случае расщепит кость ребра, достигнув цели, и напрочь забыл при этом все назидания инструкторов, обнадеженный недавней победой, когда точно таким же ударом в секунду уложил выслеженного на склоне бандита, однако на сей раз нож встретил преграду, и, прежде чем до Мартынова дошло, что на противнике – бронежилет с титановыми пластинами, тот резко обернулся, вспышка выстрела огненным снопом разорвала тьму, Мартынова словно ударило по скуле деревянной палкой, и, чувствуя, что теряет сознание, он в упор выпустил половину боезапаса магазина из пистолета-пулемета по темному силуэту, который спиной, в звоне оконного стекла, вывалился, отброшенный свинцом, во двор…

«И никакой жилет тут тебя не спасет…» – погружаясь в звенящую нудную тьму, подумал Мартынов.

Он уже не видел ошарашенно протиравших глаза Ракитина и Градова, поднимавшихся с засыпанных стеклянной крошкой постелей.

Ахмед, упавший на бетон под окном дома, вдруг резко и отчетливо почувствовал, что умирает…

Не видя ран, он физически ощутил их – сквозные, рваные дыры, через которые неуклонно и стремительно вытекала жизнь…

Неповинующейся рукой, не думая ни о чем, сосредоточенный лишь на тех последних движениях, что обязан был сделать, он дотянулся до накладного кармана брюк, нащупав узкий пенальчик рации…

Жизнь уходила из него с каждым мгновением, непроизвольно и глупо дергались чужие, схваченные судорогой агонии ноги, но мысли, окутывающиеся их застилающим туманом, еще руководили телом, упорно не поддаваясь своему скорому и неизбежному затмению.

Губы ощутили мелкую холодную сетку микрофона.

– Здесь засада… Все убиты… Сюда…

– Ахмед! – донеслось из гулкой бездны эфира. – Ахмед!

– Я умираю, – сказал он и разжал пальцы, уже не расслышав звука упавшей на бетон рации.

Он сделал все от него зависящее. И теперь позволил клубящемуся туману хлынуть на исстрадавшиеся своим противостоянием ему хрупкие, изнемогающие мысли, соломинками подпирающие свинцовый пласт осознания этого мира, из которого пришла пора уходить…

Ракитин вскочил с кровати, ощутив льдисто хлынувший из разбитого окна лоток холодного ночного воздуха, горечь пороховой гари, эхо пальбы, заложившей уши, и, потерянным движением нащупав кнопку на проводе ночника, включил свет.

У двери, широко раскинув ноги в яловых сапогах, лежал какой-то человек в пятнистом защитном комбинезоне, сжимавший рукоять «скорпиона». Лицо человека было залито кровью.

Проснувшийся Градов, оторопело пялясь на зазубрины стекла, торчащие в пазах рамы, шептал потерянно:

– Что за хулиганство? Что за…

Входная дверь отворилась.

На пороге возник еще один человек в камуфляже. Компактный короткоствольный автомат, свисающий на ремне с крутого плеча, громоздкий пистолет в руке…

Не говоря ни слова, он наклонился к лежавшему на полу человеку, тронув пальцами его сонную артерию, пробурчал:

– Жив, кретин…

А затем, воздев пистолет стволом вверх, сделал резкое движение, вмиг оказавшись у края оконной рамы; качнул корпусом, словно избегая внезапной пули, и, прищурившись, три раза выстрелил вниз, под окно, резюмировав удовлетворенно:

– И этот готов… Последний!

В комнату вошел еще один неизвестный, также в армейской, без отличительных знаков униформе.

– Мартынова на вывоз, еще дышит, – обращаясь к нему, высказался тип с пистолетом, ни малейшего внимания ни на Ракитина, ни на Градова не обращая. – И тех, и этих… – повел стволом пистолета на обитателей комнаты, – в коридор, и вызываем машину!

– А что, собственно… – начал Александр, но дальнейшие его слова пресек взгляд, исполненный такой угрозы и ненависти, что Ракитин поневоле прикусил язык.