Александр Тамоников - Диверсионная война

– Шо, братва, не пора ли нам морально разложиться? – плотоядно урчал Скуба. – Ох, горит душа по чему-нибудь доброму и светлому…

Женщин насиловали втроем – Скуба, Карась и примкнувший к ним Макович.

– Не, эту мымру сами дерите, – ухмылялся Тарас. – Я столько не выпью. А кто это у нас тут такой красивый и неразговорчивый? – Он замурлыкал, предвкушая блаженство, рухнул на колени перед миловидной малолеткой. Склонился над ней, провел языком по лицу. Девочка очнулась, замычала от отвращения. А Скуба, глухо улюлюкая, уже стаскивал с нее шортики, порвал на две половинки майку…

Женщины стонали от бессилия, плакали. Их насиловали грубо, с особой жестокостью. Карась оказался не капризным, женщина в годах его вполне устроила. Он швырнул ее на спину, оттянул волосы, работал мощно, при этом ухал, точно филин. А когда заканчивал свои дела, всунул голову женщины в щель между стеной и кроватью. Там она и осталась, когда довольный Карась отвалился, а его «свято место» занял Макович с заранее спущенными штанами. Несчастная уже не дергалась, силы кончились, лежала, безразличная ко всему. Обмяк Степан Шуприч в кресле, по щекам текли слезы. Сладострастно рычал Макович, забивая свой «инструмент» в безжизненное тело. Пыхтящий Карась рвал на куски малолетнюю девочку – у той начинался истерический припадок. Первый сексуальный опыт оказался не таким, как она представляла. Весьма довольный собой, он слез с распростертой на полу девчонки, подмигнул мнущемуся у порога Богдану:

– Будешь?

Тот брезгливо покачал головой:

– После тебя, Карась – что объедки со стола доедать.

– Надо же, какие мы привереды, – хохотнул Карась. – Ну, не хочешь, как хочешь.

Он обнажил нож и провел с нажимом девчонке по горлу. Брызнула струя. Девочка дернулась пару раз – заблестели и выкатились из черепных впадин глаза. Задергался, застонал мужчина, привязанный к креслу. Макович стащил с кровати вторую женщину – ее ноги были в крови, ночнушка задралась. Он перевернул ее ногой и тоже достал нож. Женщина не подавала признаков жизни. Конечности болтались, словно были набиты бисером. Глаза ее были приоткрыты, лицо исковеркала судорога. Кожа покрывалась землистыми пятнами.

– Бледная какая-то, страшная, – поцокал языком Карась.

– А шо ты хочешь? – хихикнул Скуба. – Встала рано, не успела накраситься. – Он всмотрелся. – А она точно живая?

Макович потыкал в нее пальцем. Женщина не реагировала. Она была мертва. Видно, задохнулась, когда ей зажало голову.

– Може, симулирует? – Макович сглотнул.

– Гы-гы, – заржал Карась. – Дыхания нет, трупные пятна… Точно симулирует. Поздравляю, Степан. – Он ощерился шакальей улыбкой. – Ты покойницу трахал. Ну, и как оно, некрофилушка?

Макович бледнел на глазах. Попал, называется. Теперь на всю жизнь прилипнет соответствующее клеймо. Товарищи уже смеялись – негромко, чтобы не выдать себя. Даже капитан Бурковский, выглядывающий из сеней, беззвучно смеялся, хотя глаза при этом оставались холодными. Макович разозлился.

– Так вистачить іржати, кретини. – Он непроизвольно перешел на мову. – Жива вона була, я ж пам’ятаю!

Злость ударила в голову. Он подскочил с ножом к привязанному в кресле мужчине – тот уже ни на что не реагировал, отрешенно смотрел на мертвых родных – принялся кромсать его ножом! Впрочем, опомнился – он же диверсант со стальными нервами! – ударил мощно в живот, провернул на девяносто градусов, разрывая внутренности. Бурковский укоризненно покачал головой – он продолжал делать мысленные заметки. Далее шло как по маслу. «С воли» передали канистру с бензином, диверсанты облили мертвые тела (чтобы наверняка после взрыва от них ничего не осталось). Гаевский и Первак оперативно минировали дом – взрывчатки с собой принесли больше чем достаточно. Часть динамита заложили в подвал, часть распределили по комнатам. Лихорадочно тянули провода между зарядами, устанавливали запалы. На улице стояла тишина, расправа с семьей прошла практически бесшумно, соседи ничего не слышали. И снова тени скользили по ночному воздуху. Обратная дорога всегда короче. Выпускной экзамен подходил к концу. Овраг, дорога, освещенная луной («И только мертвые с косами», – затерто пошутил Олейник). Поскрипывали оси телеги, груженной какими-то мешками, ее тащила одинокая кобыла. Возница дремал, опустив поводья. Это был не призрак, это была реальная телега с лошадью, словно и не двадцать первый век на дворе! Соблазн напугать сонного старика был велик – у диверсантов было благодушное игривое настроение. Но они сдерживались, всевидящее око следило за ними и даже снимало на миниатюрную видеокамеру. Подвода протащилась, десантники по одному перебежали дорогу. Компания на берегу уже угомонилась, но палатка подозрительно покачивалась и стонала. Ухмыляясь, диверсанты проскользнули мимо. Желающие уже утолили свои потребности. Переправа, снова овраг, лес. В норматив по времени уложились. У бэтээров их поджидали люди. Но не все еще было выполнено. Оставалось самое интересное. Лейтенант Петрик вскарабкался на косогор, с которого открывался вид на спящее село. Остальным было тоже интересно – все полезли за ним. С пульта дистанционного управления Петрик произвел подрыв. В центре села прорезалась двойная вспышка. Хлопнуло, а потом под темно-синим небом воздвигся гигантский огненный шар!