Питер Кейв - Ангелы ада. Смерть любопытной . Палач - Новая война

К пяти часам Мендоса купил два участка на Райо Гранде авеню. Хотя он в состоянии был выписать несколько чеков на восемь с половиной тысяч долларов, тем не менее, поторговавшись с миссис Леттер из Кокс Риэлти, он получил два участка за семь тысяч ровно.

— А сейчас, — сказал он Элисон, — пойди и найди покладистого архитектора. Это твой дом, скажи ему, что ты хочешь, и не давай запугать себя.

— Без ограничения стоимости? — уточнила Элисон.

Он посмотрел на нее с изумлением и обидой, остановившись посреди тротуара.

— Дорогая, разве я когда-нибудь… Все, что ты…

— О, Луис, я не хотела! Конечно нет, дорогой. Поехали домой. Я покажу тебе несколько своих набросков, только цлеи. И нас еще ждет жаркое…

— Si, bien [21] Да, хорошо (исп.). . Но потом я поеду на работу. Это дело…

Да, и я хочу в подробностях услышать, что ты помнишь о вчерашнем вечере.

В конце концов ей пришлось рассказать о Роберте Сильверман. Совсем немного. И хотя Роберта ей нравилась, а Маргарет Чедвик — нет, это стоило сделать. Как в темных красивых глазах Роберты вспыхнула ненависть, когда взгляд ее остановился на Маргарет.

— Но мне кажется, что она ушла после Чедвик. Может, Анджела помнит. В любом случае, даже если… это ведь не могла сделать женщина?

— Пока не ясно. Скорее всего — мужчина, но и сильная женщина… Наша Маргарет при росте пять футов восемь дюймов весила всего сто пятнадцать фунтов. Она не была большой и сильной. Чем эта Сильверман занимается?

— Не знаю. Я ее встретила в январе на новоселье у Анджелы и Арта, Мне она понравилась.

— Мы не преследуем людей ради удовольствия, — мягко сказал Мендоса, которому, как это часто случалось, передалось ее настроение. — Посмотрим.

— У тебя уже есть какая-нибудь идея? Я имею в виду, может, в самом деле это личный мотив?

— В подобных случаях идей приходит много, — ответил Мендоса. Он улыбнулся, и его неброское правильное лицо с густыми бровями и четкой линией рта вдруг стало обаятельным. — Сказать тебе, что я сделал после того, как сегодня посетил эту семейку? Я приставил хвост к мистеру Чарльзу Чедвику.

Элисон уставилась на него.

— К ее отцу? Но почему? Я не…

— Ты не видела миссис Миру Чедвик.

Высокая бледная белокурая женщина сидела напротив него на стуле с прямой спинкой. Она выглядела так, будто готовилась отразить вторжение. Вторжение смерти в ее размеренную упорядоченную жизнь, вторжение грубых полицейских, тем более, один из них с иностранным именем.

Мендоса подумал, что миссис Чедвик старше мужа. Худощавая угловатая женщина, осторожная в выражениях, она взвешивала каждое слово. Она была хорошо одета. Бежевое платье приятного покроя, коричневые босоножки на высоком каблуке, бронзовые украшения. Умело накрашенные пепельные волосы — цвет, видимо, близкий к естественному. Большинство мужчин, вероятно, этого бы не заметили, но Мендоса вообще знал о женщинах очень многое. Руки с розовым маникюром выдавали возраст миссис Чедвик — на тыльной стороне выступили голубые вены. Обручальное кольцо с большим бриллиантом, на правой руке квадратный топаз.

— Это ужасно, — тихо сказала миссис Чедвик. Она смотрела не на Мендосу, а на Хэкета (у которого было хорошее американское имя). — Конечно, мы расскажем все, что может вам помочь, — добавила она, теребя браслет.

— Да, конечно, — серьезно и печально подтвердила Лаура Чедвик.

Чарльз Чедвик тихо сидел чуть в стороне.

Большие дома на Франклин-авеню были остатками былой эры. Богатые люди здесь сейчас не жили, они перебрались в новые фешенебельные районы — в долину или к побережью. Может быть, Чедвики остались в этом высоком средневековом фамильном доме с балконами и решетками, широкими лужайками в знак презрения к нуворишам, устремившимся в Пасифик Палисада и Беверли Хиллз. Гостиная выглядела невесело. Мрачный морской пейзаж в тяжелой золоченой раме над камином (Мендоса подумал, что сказала бы о картине Элисон. С его дилетантской точки зрения, Элисон, без сомнения, была очень хорошей художницей). Все было чрезвычайно аккуратно и чисто. Мендоса, чья страсть к порядку граничила с помешательством, почувствовал, что опрятность этого дома была какой-то нечеловеческой, ненатуральной.

В комнате не было ни пепельницы, ни журналов, ни книг. Старая сосна перед домом заняла оба окна, поэтому в комнате царил полумрак даже в жаркий июльский полдень.

Полицейские мало что узнали, разглядывая семью. Хотя семья казалась вполне сплоченной.