Питер Кейв - Ангелы ада. Смерть любопытной . Палач - Новая война

— Забавная вещь, — сказал он. — Сиделка из Центральной позвонила вчера ночью и сообщила, что сестра их пациентки, умирающей больной, пропустила в среду день для посетителей. Эта сестра, мол, такой человек, что всегда приходила, либо обязательно звонила, если не могла приехать. И нет ли у нас записи, что она попала в аварию или еще куда-нибудь? Сиделка обратилась сначала в дорожную полицию, там никаких сведений не было, поэтому они соединили ее с нами. Насколько ей известно, других родственников нет. Видишь ли. судя по описанию, это может быть та блондинка, которую вы недавно нашли. Шансы очень малы, но я подумал, что тебе будет интересно узнать.

— Ты совершенно прав, — сказал Мендоса. — Минутку, — и он вызвал Паллисера.

— Сиделка говорит, что женщину, сестру их пациентки, зовут миссис Дженифер Хилл, лет двадцати пяти, среднего роста, блондинка с голубыми глазами, красивая, больших денег не имеет, поэтому одета небогато. Разошлась с мужем. Конечно, тысяча против одного, что она просто куда-нибудь уехала с приятелем или работала сверхурочно, подумала, что невелика беда — пропустить один день, и сиделка зря волнуется. Но мы, разумеется, должны проверить.

— Да. Как зовут пациентку? — спросил Мендоса на всякий случай.

— Некая мисс Женевьев Уолкер. Умирает от туберкулеза. И я…

— Как ты говоришь? Уолкер… что за черт! Минутку… Минутку, — сказал Мендоса. — Уолкер. И у нашей Маргарет была… У тебя есть ее адрес, Кэрей?

— Конечно, Флорентина в Алхамбре, 2620. Я просто подумал…

— Bien [40] Хорошо (исп.). . Пошли. Прямо сейчас, — сказал Мендоса. — Все вместе. У меня такое чувство — как бы не сглазить, — что это прорыв!

Запущенный район, где живут люди среднего достатка. Много небольших построек, сдаваемых в аренду за низкую плату, требующих покраски. Несколько отдельных домов, у некоторых позади маленькие флигели. Средний возраст бунгало старой конструкции с чахлыми палисадниками — сорок лет. Везде разбросаны игрушки, а на выщербленном тротуаре — забытые трехколесные велосипеды. Нужный им дом был втиснут между четырехквартирным домом и кортом. Им оказалось грязно-белое калифорнийское бунгало. Крышу над крыльцом поддерживали цементные колонны. Возле одной из них стоял желтый горшок с высыхающим плющом. К ветхому гаражу вели две цементные полоски, почти заросшие травой, среди которой там и сям пробивался чертополох. Дом казался пустым, хотя через большое окно им удалось разглядеть лампу с зеленым абажуром.

Они вышли из «феррари» и зашагали по раскрошенной цементной дорожке. Траву с неделю уже не поливали, и она стала почти бурой.

— Шансы очень невелики, — сказал Кэрей. — Не понимаю, почему ты думаешь… Скорее всего — ерунда. Она, должно быть, смоталась куда-то с приятелем…

Мендоса остановился и сказал странным голосом:

— Нет. Вот уж нет. Это именно то место. — Они проследили за его взглядом. На крыльце, рядом с правой колонной, притаился кот. У него была длинная серебристо-дымчатая шерсть, потускневшая и спутанная, которая топорщилась, как у всех больных кошек. На шкурке возле горла были видны пятна засохшей крови. Зеленые глаза превратились в щелки, полные тоски. В длинной шерсти запутались колючки и репьи. Кот сидел в благородном спокойствии, обернув лапы хвостом, но он был болен, голоден и несчастен. Заброшенный кот.

— Да, это то самое место. Без всякого сомнения, — сказал Мендоса. Он достал ключи от машины и передал их Паллисеру. — Вы оба стойте на месте. — Он снял пиджак. Его спутники были сбиты с толку и смотрели на него с удивлением. — Бедный мальчик, бедный мальчик. Никто не приходит. Оставили тебя одного, а ты к этому не привык, правда? Бедный мальчик — такой замечательный кот. Понимаешь, мальчик, я не хочу тебя обидеть, — он ровно и уверенно приближался к коту, его голос звучал успокаивающе. — Все хорошо, мальчик, не бойся…

Кот встал и повернулся уйти. Как большинство кошек, он не любил посторонних и больше привык к женщинам, чем к мужчинам. Но в своей короткой жизни он встречал, в основном, добрых и дружелюбных людей и сам дружелюбно (в кошачьем смысле) относился к людям. Просто он был осторожен. Мучительная боль от репья в боку сделала его раздражительным; к тому же он очень хотел есть и пить. Утром кот направился к дренажной канаве, но ослабевшие от голода лапы плохо слушались, и он остановился. Кое-как поплелся назад на свое место. Пришли новые люди, и инстинктивная осторожность толкала его прочь. Добрый голос говорит те же мягкие слова, что и она говорила — «замечательный кот», и еще его имя — «мальчик», «бой»… но надо быть осторожным.