Владимир Черкасов - Опер против «святых отцов»

— Конечно. Все вы, мужики, одинаковые, что блатные, что менты. Лишь бы бабий товар для своих целей использовать.

— Не скажи. Иной раз он и самим требуется.

— Да? — грустно произнесла Мариша. — А чего ж ты при первом нашем знакомстве меня трахнуть не захотел?

Сергей опустил глаза, повеяло на него всей безысходностью судьбы этой женщины. Вот и с большими деньгами она оказалась, и молодая, и красавица, но не было главного дара ей — настоящего мужчины, любящего ее такой, какая она есть.

— В общем, Мариша, — переключил он разговор, — права ты была и тогда, когда как-то пошутила: не пора ли тебе приняться после архимандрита Феогена за митрополита Кирина. Собирайся к Кирину на свиданку.

— Ты это в натуре?

— А что нам остается? Сегодня вечером Кирин вернется домой. Узнает об ограблении своей хаты и дачи. Будет ему грустно в развороченной, затоптанной следаками квартире, а тут ты звонишь в дверь…

— И говорю, — продолжила Мариша, — трахни меня, владыка, а за это отдай мне все алмазы со всеми бумажками.

Кость посмеялся и добавил:

— И говоришь в таком же тоне, как сейчас лимонила: я любила, владыка, тайно архимандрита Феогена. Я от него беременна, вот попробуйте, как уже налилась у меня грудь. Расстегиваешь блузку, под ней несравненные твои сиси в кружевах, ну и так далее.

Теперь засмеялась Мариша, потом четко проговорила:

— Не учи, мент, бабу, как мужика охмурять. Засылаешь, значит, меня на хату Кирина?

— Так точно. Справилась ты с Феогеном, справишься, возможно, и с митрополитом. Как, кстати, ты за Феогена бралась?

— А вот точно так же, как ты мне сейчас предлагаешь к Кирину заявиться! Я раньше была с Феогеном в монастыре знакома, он меня там трахнул, стала я беременной. Вернулась в Москву, аборт сделала, а востряковская братва прознала про мои шашни с Феогеном, да и запулила меня по-новой к нему. Звоню как-то вечерком Феогену прямо в его квартиру на Арбате и говорю… ну, что-то вроде того, как мы сейчас лепили.

— Да-а, — протянул опер, — круто вокруг шустрят жернова. Нет уж Феогена, Сверчка, Вован спекся и много другого народу. Как ты, Мариша, не боишься меж таких терок крутиться? У меня-то работа, а у тебя жизнь проходит и всю дорогу на волоске висит.

— Твоя правда, опер, — сказала Мариша, пригорюнившись. — Потому и молю Бога, чтобы дал выскочить в последний раз. Сейчас мне и с бабками пофартило, и от братвы я вроде за Вованом откосила: соскочу, так искать не будут. Остался на мне лишь тебе должок. Как бы напоследок не вляпаться.

Кость задумчиво курил, перевел посуровевшие глаза на Маришку.

— Долги надо платить. А что будет всем нам напоследок, про то лишь Господь знает.

Мариша криво улыбнулась.

— Ты в церковные дела так влез, что будто поп разговариваешь. Все это я с монастырских лет знаю.

Опер неожиданно резко заключил:

— Паршиво знаешь! Единственное, что ты сейчас правильно можешь делать, это молиться. Молись и не вякай.

Кострецов опустил глаза, сам удивившись внезапному ожесточению к девушке. Ему вдруг стало стыдно перед этой воровкой, наркоманкой, стукачкой. Почему? Возможно, потому, что капитан внезапно вспомнил и недавно легшего между теми жерновами на Сретенке Никифора.

Подумал опер:

«Вот поди ж ты, как расстреляли Никифора в дворницкой, так и забыл я о нем как еще об одном проходном убийстве, тем более не на Чистяках, а на земельке Ситникова. А сейчас вот явственно всплыл странный тот человек в сбитых сапогах, посверкивающий своими светлыми глазами».

В этот вечер вернувшийся из командировки митрополит Кирин почувствовал себя в своей истоптанной милицейскими ботинками квартире скверно, как и предполагал Кострецов в разговоре с Маришей.

Ожидавший хозяина Вадим Ветлуга первым подробно доложил Кирину о происшедшем здесь и на даче. Денежные суммы, бывшие в сейфах, были для Гоняева незначительны. Поэтому он больше обеспокоился легко открытыми запорами.

— Что за виртуоз? — недоумевал Кирин, нервно оглаживая бороду. — За одну ночь хапнул два моих сейфа швейцарской работы, с уникально зашифрованными кодами?

Ветлуга, получивший от милиции полную информацию о ночных действиях Вована, испереживавшийся, что бригадир может расколоться, откуда он узнал коды, соврал:

— Знаменитый медвежатник работал!

— Ну и вор в России пошел, — гундосил владыка, — не успеют на Западе лучшие умы новую сейфовую защиту изобрести, как у нас ее с ходу чистят.

Кирин поблагодарил за беспокойство Ветлугу, весь день мотавшегося его представителем вместе с милиционерами. Особенно митрополит помянул «алмазный» документ, которого в сейфах этой ночью не оказалось. Ветлуга этому обстоятельству горячо обрадовался, даже больше, чем известию об аресте Вована. Он решил, что, попав в руки к бандиту, потом выкрутившись, все же сумел перехитрить судьбу.