Сергей Зверев - Закон десанта – смерть врагам!

— Ты уверен, что стрелял не в меня? — откуда-то издалека вопросил Борька.

— Ты живой — какая еще уверенность? — огрызнулся Вадим. — Стрелял бы в тебя — попал бы.

— А в чекиста ты попал?

— Проверять надо. Он не докладывает.

— Так сходи и проверь, — рассердился Борька. — А на меня не рассчитывай — захворал я чего-то.

— По самому родному? — посочувствовал Вадим.

— Выше, мать его… Но все равно больно, весь кишечник пинком наизнанку… Ладно, Вадим, оклемаюсь. Главное, чтобы в штанах был о’кей…

Кольцов на ощупь отыскал оброненный фонарик, автомат, бегло осмотрел окутанное пороховой гарью помещение. Действительно, далеко Шахтарь не ушел. Валялся бесформенной грудой в двух шагах от проема. Он уже собрался нырнуть меж провисших косяков, когда догнала пуля; выйдя наружу, она разворотила лицо. Вадим поспешно отвернулся.

— Угадай с трех раз, почему мне его не жалко? — угрюмо вымолвил Борька.

— Черствеем, — вздохнул Вадим. — Превозмогай свою боль, напарник. Дело сделали — делаем ноги. Подсказывает мне моя сонная интуиция, что придется бросить машину…

Способность предсказывать опасность сродни ленивому писателю: как душа ляжет. Но с машиной ему явно не мерещилось — нельзя в нее садиться. Ищут их. Две силы схлестнулись на клочке Сибири. Как говорил любимый стихотворец: «И наплевать нам, чья берет в борьбе мерзавцев с негодяями» — но жить-то по-прежнему хотелось! И чем дальше, тем больше хотелось! Коллеги Шахтаря не оставили попыток захватить уцелевших. И подковерная игра закончена — сотрудников ФСБ уцелевшая троица уже, в принципе, тяготит: от восьми был толк, от троих — неизвестно. Операцию могут свернуть. А уцелевших — прикончить, дабы правда не вылезла. Выходит, операция незаконная, начальство по головке не погладит, и опять же задействовано не официальное ведомство, а некая «инициативная» группа, работающая на свой страх? А если боятся оставлять выживших, значит, есть, к кому обратиться за помощью?..

Машина для переправки в город поджидала в условном месте — на пустыре за ветхими бараками улицы Луначарского. Обе особы женского пола — большая и маленькая — выпрыгнули из кузова, повисли на шее, кинулись к шатающемуся Борьке, облепили, как пчелы цветок. Ни подколок, ни глумления — лишь желание поскорее сменить антураж. Эти люди уже казались ему родными. Все свои — и поболтать, и в разведку сходить…

— Едем быстрее, — подпрыгивала от нетерпения Валюша. — Натерпелись уже, насмотрелись, наслушались… Я с вами совсем стальной стану, Кольцов, меня же замуж не возьмут!

— А я, наоборот, как печеная треска, — пожаловалась Жанна, — меня Валюша только и спасает от позора. Глумится, как над последней чмошницей…

Парикмахерша Оленька куталась в дешевое заштопанное пальтишко, смотрела жалобно, без надежды. За рулем грузовичка кто-то сидел — мерцал огонек сигареты.

— Ехать надо, Вадим, правы девчонки, — Борька зыркал глазами в темноте, — завершай свои амуры, я в кабине…

— Никакой вы не Олег, — грустно вымолвила Оленька, опуская голову, — обманули дурочку.

— Я просто не хотел с вами спорить, Оленька, — Вадим по-дружески обнял девчушку за плечи. — Спасибо вам огромное, и запомните — Вадим Кольцов никогда не обманывает людей, которым симпатизирует. Мой домашний телефон у вас есть. Не дозвонитесь — сам найду вас по межгороду. Буду жить — перетащу в город, можете не сомневаться. Поднимите-ка голову, Оленька.

Она подняла, и он запечатлел на ее губах продолжительный, благодарный поцелуй. Девчушка задрожала, попыталась его обнять, и он запоздало сообразил, что поступки могли бы быть и поумнее.

— Уходите, Оленька, — оторвал Кольцов от себя девушку. — Опасно стало в ваших палестинах.

Давя комок в горле, он влез в кабину, помахал рукой и неуклюже начал вынимать из-под фуфайки творение Михаила Тимофеевича Калашникова, чтобы втиснуть между ног…

Протащились метров триста, после чего водила — немногословный молодой крепыш — вывернул баранку и перед въездом на освещенную улочку съехал в овраг. Поворотом ключа заглушил мотор. Включилось автономное освещение над панелью. Водила поворотился озабоченным лицом.

— Не хотелось говорить при Ольге, мужики… Словом, давайте о грустном. Дело осложняется. Мы не выедем со Славянки. Я проверился дважды. Окромя основной «Пьяной» трассы, имеются четыре дороги, и на каждой стоят какие-то посты. То ли менты одичалые, то ли еще какая шелупонь — не спрашивать же у них, в самом-то деле…