Сразу стало как-то зябко. Виноградов поежился, подошел к окну и закрыл форточку. Потом оделся, косясь на телефонный провод: сволочи!
С другой стороны – вряд ли. Гостья уверяла, что осмотрела все, а такую приманку она при всем желании не могла не заметить. И обязательно сунула бы внутрь свой любопытный женский нос…
Или нет? Может, обостренное чувство опасности, выработавшееся у Владимира Александровича за долгие годы ошибок, неудач и кровавых потерь давно уже преподается в полицейских академиях и разведшколах Европы? В качестве какого-нибудь обязательного курса – с математическими таблицами, картинками и тестами лучших психологов… Было бы обидно – за свой опыт майор заплатил слишком высокую цену. Да пошли они все! Виноградов решительным жестом воткнул телефонную вилку на место.
И ничего плохого, естественно, не произошло… Ожившая трубка ответила длинным, басовитым гудком. Владимир Александрович вытер тыльной стороной ладони пот со лба, потом обтер о штаны и сами достаточно влажные руки:
– Так твою мать… перемать… разэдак! – пусть слушают, козлы драные, как в извращенной форме поступает с их родными и близкими рассерженный русский человек.
Жаль, что только на словах… Виноградов опять отключил телефон, достал из кармашка сумки перочинный ножик и аккуратно отделил крышку розетки: вот она, малышка! Крохотная, красивая, с приличным радиусом передачи и главное – питается прямо от сети.
Владимир Александрович и сам предпочитал такие, но в период его частносыскной деятельности хорошая электроника стоила дорого… Поэтому и тогда, и после восстановления в органах приходилось довольствоваться моделями попроще.
– Ку-ку, мадмуазель! – зачем-то сообщил Виноградов радиомикрофону. Затем аккуратно отсоединил его, и с болью в сердце спустил в унитаз.
После чего, с чувством глубокого удовлетворения, восстановил телефонную розетку в первозданном виде.
Снова дало о себе знать чувство голода – на этот раз вместе с абсолютно естественным желанием выпить. Майор проверил наличие бумажника, на всякий случай переложил отдельно паспорт и потянулся за ключами…
По дороге из номера в ресторан с ним ничего не случилось.
– Буэнас ночес… – Действующие лица и исполнители находились на сцене. Как пишется в пьесах: «явление восьмое – те же, и Виноградов».
Опять , как и прошлым вечером, было шумно, весело и накурено до головокружения… На этот раз тон задавал отчаянный публицист Пако Игнасио Тайбо – кумир либеральной испаноязычной интеллигенции и душа фестиваля.
Сидя во главе огромного, во всю длину ресторана, стола, он одной рукой отбивал такт, а другой темпераментно дирижировал сводным интернациональным хором собравшихся. Пели нечто озорное и чуть-чуть похабное, вроде русских частушек – это ясно отражалось на лицах и в жестах участников вечеринки.
За мелодией особо даже не следили: главное, чтоб получалось громко и выразительно…
– О, русский! Присоединяйтесь. – По мере продвижения от дверей видимость улучшалась – и первой выплыла из табачного дыма розоватая физиономия господина Юргенса.
– Айн момент! – Владимир Александрович поискал глазами недавнюю собеседницу:
– Бон суар, Дэльфин!
Француженка сидела поодаль, между двумя богемного вида соотечественниками и услышав приветствие майора ограничилась ни к чему не обязывающим воздушным поцелуем.
– Садись… – с бесцеремонностью пьяного немец потянул Виноградова за рукав. А когда тот сел на попавшийся рядом свободный стул, прошептал почти на ухо:
– Осторожно. Ни слова, понял?
– Нет, но я не хочу пива, старина! – отодвинулся Владимир Александрович.
Как раз вовремя, чтобы подоспевший официант услышал только эту его абсолютно уместную реплику:
– Сеньор?
Виноградов принял меню и попытался изобразить гурмана. Сделать это оказалось достаточно сложно – все названия были красивыми и вызывали обильное слюноотделение:
– Муй бьен! – похвалил майор неизвестно кого и горячее выбрал, сообразуясь в первую очередь с ценой.
Из выпивки он заказал «куба либре» покрепче, и оказался не одинок – пользуясь случаем, немец тоже громко попросил себе ещё один ром с колой. Перекричать поющих ему не удалось, но расторопный официант понял, кивнул и скрылся куда-то в сторону бара.
Массовый гогот увенчал очередной куплет озорных астурийских «частушек»… Возбужденная публика все же решила дать себе передышку – требовалось срочно утолить жажду, и пение сменилось бульканьем из десятка бутылок и дружным стекольным звоном.
Читать дальше