– Да мы чайку… – покаялся Михеич.
– Думаешь, если Совет ТРУДОВОГО коллектива, так и дисциплины больше нет?! Вас сменят через два часа. Ну-ка, шагом марш на пост!
Дед Михеич и его великовозрастный подмастерье испарились. А Андрей Юрьевич поднял трубку, чирикнул заветный местный номерок и проворковал:
– Слушай, лапа, у меня для тебя особенное боевое задание. Завари-ка ты чайку, да покрепче. А потом наполни термос и обойди патрули. Только не говори им, что это мое распоряжение.
* * *
А на следующий день газета «Невское время» сообщала:
«…Трудно себе даже представить, до чего может опуститься власть в желании отнять у простого человека право выбора и до каких высот может воспрять простой человек, решившийся противопоставить себя давлению власти. И здесь становится совершенно не важно, какая это власть: духовная, светская или финансовая.
К сожалению, в последнее время власть доставляет нам немало поводов убедиться в истинности этого посыла. В связи с чем и ранее не слишком весомое доверие к властям тает с каждым днем. Причем уже не нужно заставлять себя разделять власть городскую и власть федеральную, вспоминается старинный речевой оборот: „Все они одним миром мазаны".
Мы немножко отвлеклись, но теперь возвращаемся к ситуации на Виршевском нефтекомбинате…»
* * *
В результате поднятая прессой волна докатилась до ушей в московских кабинетах, и один из вице-губернаторов был вынужден заявить, что, короче, проверку легитимности (типа – честности) сделки по перераспределению прав собственности на Виршевский нефтекомбинат областное правительство берет на себя. Нечто схожее заявили депутаты Законодательного собрания. Правда, сами по себе такие заявы еще ничего не значили.
А завтра свадьба, завтра новое пальто,
Завтра кореш мой подъедет на авто,
Завтра пляска будет с ночи до утра,
Завтра всяко будет лучше, чем вчера!
Могло получиться так, что штатный шнырь сектора «Д» четвертого этажа пятизвездочной гостиницы «Невский Палас» окажется фанатом и ни за что не уступит на часок дядьке Макару робу, ведро, тряпки и швабру. Так почти и получилось. Но здесь заработал вариант «Б», дядька Макар за минуту выиграл в наперстки у штатного шныря право пользоваться полновесный час робой, ведром, тряпками и шваброй.
Играли они в клетухе, задвинутой в самый конец коридора сектора. К достоинствам помещения относилось то, что прямо сюда выводились показатели манометров водяного давления в санузлах гостиничных номеров. К достоинствам ситуации относилось то, что цивильные шмотки шныря находились в шкафчике где-то в подвальных горизонтах, и без робы уборщик никуда не дернется из каморки. Иначе уволят.
Кстати, уборщику было лет сорок и звали его Павлик. Просто – Павлик. Дядька Макар ждал от конкретного манометра конкретных показаний и, пока суть да дело, травил известную байку:
– …«С кандыцъюнэр пассат хачу», – объяснил кавказец. Теперь настало время татке Шуре вытаращивать глаза. За довги рокы работы в туалетном сервисе она зустричала людей со многими странностями. Но щоб комусь для этого дела потребовался кондиционер с шампунем в одном флаконе, якый ей каждый вечер хвалили из телевизора, – з таким она сталкивалась вперше. «Господи! – в следующий момент здогадалась вона. – Да никак он голову мыть собрался!»
Тут стрелка седьмого манометра в третьем ряду поползла, поползла и устаканилась на нужных показателях. Дядька Макар развел руки перед Павликом, дескать, извини, дораска-жу в следующий раз, прижал кулак к щеке, будто заныли зубы, и доложился:
– «Ништяк», «Ништяк», я – «Баян». Как слышно? – Аппаратура была чудом техники на грани фантастики, купленным разборчивым Антоном на рынке у проспекта им. маршала Казакова.
– «Баян», я – «Ништяк», – ожила пластиковая, с начинкой, горошина в ухе дядьки Макара. – Слышимость в норме! – Антон сидел всего в пятидесяти метрах отсюда, но не в отеле, а в другом здании. В центре Питера полно коммуналок, а в коммуналках полно синяков, радостно пускающих в гости кого ни попадя, лишь бы гости являлись не пустыми.
– «Ништяк», я – на выход! – доложился дядька Макар. Микрофон у него прятался в кулаке. Кивнул Павлику, дескать, жди меня, и я вернусь. И покинул клетуху, качая ведром и волоча швабру, как таксу на поводке. Нагибая лоб, чтоб мающийся на штатном посту секьюрити не обеспокоился портретными разногласиями.
Читать дальше