* * *
Вокруг дядьки Макара собралась толпа, и рынок как бы оголился. Пусто стало в рыбных рядах, только ветер остался шелестеть рваными полиэтиленовыми пакетами там, где беспонтово высились горы помидоров и апельсинов. Торговцы жратвой остались не у дел. Над рынком неслось из матюгаиьника, установленного на крыше ближайшего музыкального ларька:
Гоп-стоп! Мы подошли из-за угла.
Гоп-стоп! Ты много на себя взяла.
Теперь раскаиваться поздно, посмотри на звезды,
Посмотри на это небо взглядом, бля, тверезым.
Посмотри на это море – видишь это все в последний раз!
– Я вам здоровьем клянусь, – бил себя кулаком в грудь рябой, как шельма, дядька Макар. – Так усэ и було. Обосрались и Словарь, и Малюта прямо у ментовского автозака, тильки их повывели наружу.
– Врешь, – фыркнул во второй раз некто из слушателей. Но по его жадно лупающим буркалам легко читалось, что Фоме неверующему просто хочется еще разок услышать всю пикантную историю сначала.
– Да не мешай, – цыкнули внутри толпы на пессимиста. – А дальше-то что? Что дальше-то было?
– А дальше протокол менты начинают малюваты, а сами носы воротят. А потом вертается на роботу Иваныч и скориш цых засранцев гэть из обезьянника. А тут крутятся хлопцы с телевидения и усэ снимают на пленку.
– Врешь, – фыркнул один из слушателей в третий раз.
– А ты купи кассету с кино, сам побачишь.
– Тихо! – прогундела баба с семечками. – Вон ваши засранцы подъехали.
Ранний Розенбаум озорно хрипел под музон из установленного на крыше ларька мегафона:
Гоп-стоп! У нас пощады не проси!
Гоп-стоп! И на луну не голоси!
А лучше вспомни ту малину, Васькину картину,
Где он нас с тобой прикинул, словно на витрину.
В натуре, у рынка стопорнулась серебристая «бээмвуха», и из нее под хрип Розенбаума выбрались герои Макарового рассказа. Два старших и два младших из самых приближенных.
– Что-то холодно сегодня, – сказал Словарь Матлоте, пряча яркую фиксу под губу.
– Да, денек будет жаркий, – невпопад ответил Малюта, зыркая по сторонам жгучим вороватым цыганским взором.
После пикантной истории им срочно требовалось поставить всех на место – восстановить пошатнувшийся авторитет. Иначе кранты ихней власти. А с не явившимся на стрелку Храмом они разберутся попозжее. Теперь уже железно ясно, что компромисса быть не может – или они, или он.
Гоп-стоп! Сэмен, засунь ей под ребро!
Гоп-стоп! Смотри не обломай перо
Об это каменное сердце суки подколодной!
А ну-ка позовите Герца, старенького Герца,
Он споет ей модный, очень популярный
В нашей синагоге отходняк.
– С чего начнем? – угрюмо спросил Словарь. В голове он уже второй день перебирал варианты мести. Что он сделает с Храмом, когда тот окажется у него в руках.
«Нет, я не буду отрезать ему пальцы и заставлять их глотать! Нет, я не буду зашивать ему ноздри! Я сточу ему напильником зубы! Я выколю ему глаза и засыплю солью глазницы! Я сдеру ему кожу с ног по колено и с рук по локти! А потом, не отчленяя, перемолочу эти ноги и руки мясорубкой!»
– Может, остальных пацанов подождем? – посмотрел Малюта с подозрением на вроде бы продолжающий тусоваться по рынку, но тем не менее вроде бы ждущий шоу народ.
Действительно, с остальными пацанами творилась реальная засада. Мобильники у всех в один голос брехали, что «аппарат вызываемого абонента находится вне зоны обслуживания».
– Я за сигаретами отлучусь, – не спросил разрешения, как прежде, а типа просто сообщил ближайший к Малюте Шатл и погреб, не оборачиваясь, к рядам развернутых витринами к проспекту ларьков. И быков осталось всего трое.
– Не стоит ждать остальных, – как-то даже ссутулился Словарь. – С твоих ларьков начнем или с моих?
– Давай с твоих. Зашли вперед Филипса, а если лабазники упрутся, тут мы их… – тихо, чуть ли не шепотом промямлил Малюта.
Филипс, последний в строю рядовой, не слушал, о чем договариваются командиры. На ушах Филипса прели наушники, а в них долбилась группа «Продиджи». Филипсу вполне хватало такого удовольствия.
– Не буду я Филипса посыпать, – поморщив лоб, решил Словарь. – Вон ты отправил Шатла, и где тот Шатл?
– Да вернется. Может, заодно отлить свалил, – не шибко уверенно пробурчал Малюта. Его темная цыганская шкура на скулах, казалось, посерела от непоняток.
– Это точно, что свалил. Пошли, – пристукнул кулаком о ладонь накачивающий себя так не хватающей в этот щекотливый момент злобой Словарь и обогнул крайний ларек.
Читать дальше