В открытых дверях мялся майор Войт. У него не хватило духу все сделать самому. Слишком силен стал страх оказаться сексуальным банкротом.
Из камеры доносились звуки борьбы, похотливое сопение, жалобные стенания. Псаренко сорвал с женщины все, даже носки, схватил ее за волосы, поволок с нар. Она визжала от боли, сопротивлялась, норовила ударить его кулачком.
– Красавица моя! – орал, распаляясь, надзиратель. – Модель, блин! А ну, пройдись! Покажи папику, какая ты!
– Эй, кончай трепаться, эстет, мать твою! Делай дело и отваливай, подумай о других! – крикнул контролер Лемех.
– Не мешай ему. У мужика конфликт духовного и плотского начала! – заявил третий надзиратель Гайдученко.
Насильник охнул. Жертве удалось засадить ему кулачком в самое дорогое, растущее и пухнущее на глазах. Но, в отличие от Войта, это хозяйство не пострадало. Надзиратель лишь сильнее завелся. Он зашелся идиотским хохотом, раскрутил женщину за волосы и отправил на нары. Она разбила лицо, и на этом ее сопротивление прекратилось. Обнаженное тело сползло с нар, мешком осело на пол. Женщина всхлипывала.
– Урод, что ты делаешь? Прекрати! – прорычал из своей камеры Борисов.
Он уже догадывался, для кого предназначалось это представление.
Ругались в своих клетушках журналист и депутат, но вскоре затихли. Какой смысл устраивать скандал? Они не видели, что происходит, ориентировались по звукам.
Душераздирающий крик слился с победным рыком. Псаренко приступил к основной части большого марлезонского балета.
Все это продолжалось очень долго. Плакала медсестра, свернувшись в углу и закрыв лицо ладонями. Ругался Борисов, клялся задушить Псаренко при первой же возможности. Подпрыгивали от нетерпения остальные участники процесса.
Когда из камеры вывалился, застегивая штаны, насытившийся надзиратель, Лемех тут же занял его место. Женщина лежала на полу и тихо постанывала. Сопротивляться она не могла, плохо понимала, что происходит, чувствовала только боль. Когда над ней начал глумится очередной подонок, она истошно закричала, изогнула спину.
– Спокойно, милая, – пыхтел Лемех. – У нас ведь любовь?
За ним в камеру влетел Гайдученко.
– Все, хватит! – выкрикнул Войт, когда тот вышел оттуда. – Девка должна остаться живой! Хватит, я сказал, все!
Надзиратели неохотно потянулись из подземелья.
Войт спустился со ступеней и неспешно двинулся по коридору. Депутат Горчак лежал, отвернувшись к стене. Войт злорадно на него покосился. Мол, что, кишка тонка вступиться за девчонку? Он неласково глянул на журналиста, прильнувшего к решетке. Тот смотрел на майора как на дерьмо, застрявшее в унитазе.
– Браво, майор, поздравляю, – сипло пробормотал он. – Стремление к западным ценностям и соблюдению прав человека достигло в Украине невиданных высот. Впрочем, дерьмо есть везде – даже в высокоразвитом и справедливом обществе. Вы не в претензии, что я называю вас дерьмом?
Войт вспыхнул, но взял себя в руки. Не делайте мне стыдно, называется. Ничего, с этим типом он еще сочтется.
Майор Борисов лежал, отвернувшись к стене, и даже не шевельнулся, когда Войт кашлянул и остановился за решеткой.
– Готовитесь к беседе с полковником, Борисов? – вкрадчиво осведомился майор.
– Уйди, гнида, – буркнул заключенный.
– Как скажете. Не завидую вашей участи. На вашем месте я подумал бы о налаживании плодотворного сотрудничества с СБУ. Учтите, вас недолго будут развлекать насилием над другими людьми. Пока это лишь добрая детская сказка. В один прекрасный день насилие может коснуться вас лично. Понимаете, о чем я?
– Поздравляю, майор, – огрызнулся Борисов. – Хорошо живется в гей-сообществе? Признайтесь, а у вас уже был опыт однополой связи? Подозреваю, это была пассивная роль. Судя по сегодняшнему вашему неучастию в сексе с женщиной. Пропала сила молодецкая, да, майор? Предпочитаете наблюдать за другими? Тогда извините, я напрасно обвиняю вас в пристрастии к однополой любви. Это сущий вуайеризм.
С каким удовольствием Войт сейчас открыл бы камеру и превратил физиономию арестанта в мелко нарубленный фарш! Но инструкции Вишневского были однозначны – неприкасаемый! Можно обрабатывать психологически, но пальцем не трогать.
Он сплюнул через решетку и заглянул в соседнюю камеру. Для медсестры Мордвиной наступил самый страшный в жизни день. Она сидела на нарах, обхватив голову, потрясенно созерцала пространство. Девушка почувствовала тяжелый взгляд и задрожала, как будто майор пришел уже за ней. Правильно, милашка, бойся.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу