Богдан Сушинский - Гнев Цезаря

Конечно, графиня подарила ему прекрасную ночь, однако Гайдук принадлежал к тому типу мужчин, которые предпочитали утром не встречаться с женщинами, одаривавшими их подобными «любовными бреднями». Именно поэтому он никогда не оставался ночевать у случайных женщин; и точно так же никогда, без самых крайних обстоятельств, не оставлял женщин в своей холостяцкой квартире.

Однако ни к воспоминаниям, ни к жеманничанью фон Жерми прибегать не стала. Она окинула его спокойным деловым взглядом жены, провожающей мужа на торжественное мероприятие, признала, что выглядит он вполне пристойно, и только тогда пригласила подполковника к столу, на котором уже стояли яичница с ветчиной, бутерброды с брынзой и большие, кувшиноподобные чашки с чаем.

Впрочем, подполковник сразу же обратил внимание, что, расположенный в своеобразной нише, стол их накрыт на три персоны, причем свою порцию яичницы графиня уже доедала, а лейтенант уселся за столиком у входа.

– Только не вздумайте интересоваться моим самочувствием и бисером рассыпать комплименты, – сухо предупредила графиня. И как же она напоминала в эти минуты Анастасию! – Как всегда, я чувствую себя превосходно, и тему нашей вчерашней встречи будем считать исчерпанной.

– Как прикажете, графиня, – с вежливостью клерка на услужении склонил голову Гайдук.

– И не паясничайте, – тут же одернула его Анна.

– Просто вживаюсь в западноевропейский этикет.

– Только не в Албании это делается. Вводить вас в высший свет мы начнем во время следующей встречи, и, скорее всего, в Женеве или в Париже.

Гайдук грустновато ухмыльнулся: «Интересно, как она себе представляет мое появление в Женеве или в Париже, когда и в качестве кого? Видно, совсем уж „сдипломатилась и обуржуазилась“ наша фон Жерми; забыла, с кем сидит за столом и каким ветром меня занесло в эту самую Влёру».

– Помните наш вчерашний разговор о человеке, которому очень не терпится пообщаться с вами?

– Кажется, припоминаю, – медленно растягивал слова подполковник, демонстративно осматривая при этом стены, потолок, соседний, пустующий столик.

– Мои люди проверили: подслушивающих устройств обнаружено не было, – успокоила его Анна. – Да албанская контрразведка технически пока еще не настолько хорошо оснащена, чтобы…

– Речь ведь идет не об албанской контрразведке, как вы понимаете, госпожа фон Жерми.

– Как я понимаю… – задумчиво согласилась с ним Анна. – Он – майор, и зовут его Генрих Шварцвальд. Барон фон Шварцвальд.

– Возможно, он и в самом деле майор, вот только имя его вызывает сомнения.

Забыв о стараниях своих парней и собственном заверении, Анна тоже обвела взглядом стены и приложила к губам указательный палец: дескать, о бароне фон Шмидте ни слова!

– Сегодня Генрих намекнул, что вы встречались с ним в начале войны. Что же касается его настоящего имени, то барон сам назовет его, когда сочтет это необходимым. Важно, чтобы сам… – многозначительно постучала ноготком по столешнице.

Гайдук криво ухмыльнулся и кивнул. Условия игры обеими «высокими сторонами» были оговорены и одобрены.

– Неужели кто-то из чудом уцелевших пленных немецких офицеров, диверсантов или разведчиков, которых мне приходилось не только допрашивать, но и отлавливать? – и дальше пытался темнить флотский чекист.

Графиня закурила и внимательно просверлила взглядом глаза подполковника. Дмитрий только потому и сумел выдержать этот психологический натиск, что, не отводя глаз, буквально набросился на еду.

– Вряд ли этот эсэсовец – из бывших пленных. По роду службы в Красном Кресте мне приходилось встречаться со многими пленными или вернувшимися из плена. У тех особая, лагерная, психология, да и вообще психика, как правило, разрушена. Нет, на бывшего пленного-лагерника барон фон Шварцвальд не похож, – решительно заключила графиня.

– Это не он вчера оказался за рулем машины, в которой мы с лейтенантом добирались сюда?

– Он, естественно.

– Почему же не предупредили? – Гайдук поймал себя на том, что они с Анной разговаривают так, словно бы ни прошлой, ни вообще каких-либо других романтических ночей у них не случалось. А ведь когда-то, в юности, ему казалось, что ночь, проведенная в одной постели с женщиной, – это навсегда; что это – узы, крепче ЗАГСа и венчания. Какая наивность!

– Во-первых, – возразила Анна, – мне и в голову не приходило, что в последнюю минуту Шварцвальд может занять место водителя, с которым, кстати, я уже немного была знакома. Во-вторых, для меня важно было, чтобы вы присмотрелись друг к другу. Вдруг барон фон Шварцвальд поймет, что ошибся. Или же, наоборот, убедится в своей правоте, вспомнит все, что ему хотелось бы вспомнить, и тут же откроется вам.