Богдан Сушинский: Гнев Цезаря

Сверяясь с переданной ему картой-схемой причалов, корвет-капитан легко определил, что Госпитальная стенка находится в западной части бухты и что бочки, к которым должен был пришвартоваться линкор, оказались крайними, располагаясь ближе к выходу. Командование понимало, что такому гиганту, как этот линкор, «причально» маневрировать в тесноватой бухте, между разнотипными кораблями, будет непросто, поэтому решило свести риск до минимума.

– Я навел перископ прямо на вашу Госпитальную стенку, – проговорил Сантароне, обращаясь к командиру водолазов-взрывников, однако все еще не отрываясь от окуляра. – Внимательно осмотри ее. Где-то неподалеку вам и нужно заложить свою базу. Берега здесь каменистые, так что, может быть, отыщешь в них какую-нибудь полку, а еще лучше – грот. Только старайтесь не шуметь, как на сицилийской свадьбе.

– Ни слова о свадьбе! – возмутился Конченцо, внимательно осматривая изгибы достаточно хорошо освещенного фонарями портового берега и световые силуэты кораблей. – У меня их было три, и все неудачные.

– Не зря же во флотилии все считают тебя счастливчиком.

– А что касается шума… Гидробуксиры у нас на аккумуляторных двигателях, да и винты работают в воде почти бесшумно. Притом что на каждом корабле шумят собственные двигатели. Кстати, в войну я бывал в этой бухте.

– О своих минерских подводных и наземных похождениях в Севастополе расскажешь после уничтожения линкора. После удачной диверсии любое «геройское вранье» воспринимается убедительнее. По себе знаю.

– И все же… В страшном сне не могло привидеться, что вернусь в бухту Северную спустя десять лет после войны.

Конченцо, который «отшлюзовался» от субмарины первым, повезло: уже через несколько минут при свете прожектора он обнаружил то, что искал, – довольно широкую полку, представлявшую собой пласт ракушечника, рядом с которой просматривалась изрезанная впадина, в самом деле чем-то напоминающая грот. Положив в нее привезенные в специальных «неводах» небольшой цилиндр со взрывчаткой и запасной дыхательный баллон, он отплыл чуть в сторонку и стал использовать прикрепленный к гидробуксиру прожектор в роли маяка. На него и сориентировался лейтенант Капраре, вслед за которым пришел фон Гертен.

Последнего, унтер-офицера Корвини, командир группы взрывников похлопал по плечу, показав при этом рукой на запасной фонарик и на грот. И Джино понял напоминание: нужно было оставить этот аккумуляторный «светлячок» в гроте, в виде ориентира.

Когда последний магнитный контейнер со взрывчаткой был доставлен, диверсанты всплыли на поверхность и внимательно осмотрелись. Метрах в десяти от того места, где они заложили свою базу, в предрассветной дымке виднелся небольшой, на стапеле-тележке установленный катерок. Лучшего наземного ориентира придумать было невозможно.

– Все запомнили? – спросил Конченцо. – Во время операции будем работать без фонарей и маячков. Неподалеку от стенки, у которой пришвартуется линкор, виднеется двухэтажное здание с башенкой.

– Если нас засекут, – проговорил фон Гертен, – придется пробиваться к нему и принимать последний бой.

– Главное, чтобы мы сумели дать русским бой здесь, в бухте. В этом – смысл операции, и в этом же заключается теперь смысл нашей жизни.

Последним, прихватив оставленный на базе маячок, уходил командир группы. Чтобы не создавать лишнего шума и очереди у шлюза, они подплывали к субмарине с интервалом в пять минут. Конченцо еще только снимал с себя гидрокостюм, а Сантароне, распорядившись: «Всем свободным от вахты – отдыхать!», уже разворачивал «Горгону», стараясь как можно быстрее увести ее в открытое море.

В течение дня командир трижды поднимал субмарину на поверхность, чтобы продуть застоявшийся воздух и запастись, как выражался больше всех задыхавшийся механик Абруццо, «свежим морским кислородом». Даже наличие на борту двух лишних людей уже сказывалось на этой мини-субмарине, рассчитанной на более или менее нормальное существование только четверых членов экипажа.

К счастью моряков, сила юго-западного ветра была небольшой, но даже при нем волны достигали почти вершины ходовой рубки, постоянно перекатываясь через палубу. Буквально в миле от субмарины тускло-свинцовое небо сливалось точно с таким же тускло-свинцовым морем. Но именно поэтому Сантароне считал погоду по-настоящему диверсионной – ни патрульных самолетов морской авиации, ни сторожевых кораблей, не говоря уже о прогулочных катерах и яхтах.