Богдан Сушинский - Гнев Цезаря

– Лично вам все эти игры в шпионы-диверсанты не надоели? – сухо спросила Грешница, когда, пока еще не раскрывая сути операции «Гнев Цезаря», резидент «вводила ее в круг флотских интересов английской разведки», связанных нынче с агентом Южным Странником.

– Когда вы, наконец, осознаете, – осуждающе упрекнула ее Марта фон Юрген, – что мы с вами – профессионалы? Причем в Лондоне нас воспринимают как профессионалов высокого класса. Кстати, берегите этот медальон. Именно он, вместе с выгравированным внутри по-латыни девизом «Люби, рискуя», является ключом-паролем к вашему счету в одном из швейцарских банков, который в свое время вам укажут. Каждый месяц на него будут перечислять такую же сумму, какую вы получили сегодня, только в фунтах стерлингов, то есть по курсу получается намного больше. На этот же счет уже переведены и те деньги, которые лежали у вас на абверовском счете.

– С таким же успехом эти деньги можно было положить в сейфе на Луне, до которой мне тоже не добраться.

– Все не так безнадежно, как вы считаете. Тем более сейчас, после смерти Сталина. Что же касается лично меня, – величественным движением руки поправила Марта пышную витую укладку крашеных волос, – то, видят боги викингов, я уже просто не могу без риска. Как не могут без него, скажем, альпинисты или саперы.

Выглядела сейчас баронесса вполне привлекательно – модно одетая, ухоженная, благоухающая соцветием духов… Ни намека на тот образ, который Фонюргина столь артистично навязывала степногорцам не только в довоенные годы, но и в период оккупации.

– А я вот почему-то расклеилась, – задумчиво молвила Савельева.

– Относитесь к этому как относятся к менструальным паузам, – поразила ее «ошеломляющим», но сугубо женским советом баронесса. – Кстати, о менструальных циклах. Со старшим лейтенантом Безродновым вы все еще встречаетесь?

– Теперь уже редко. Он занят, да и мне при этой должности…

– Что редко наведывается – это мы исправим, – воинственно улыбнулась какой-то своей мысли Марта, всматриваясь при этом в виднеющийся невдалеке хребет Крымских гор. – И не нужно скрывать свои отношения. Зачем прятаться? Наоборот… Вы – благопристойная вдова, он – засидевшийся холостяк. Ни одной провинциальной чиновнице любовные отношения с офицером-чекистом номенклатурную биографию еще не подмочили. А что кто-то там, в поселке, тявкает по этому поводу… Кого это интересует? Впрочем, наиболее активных сплетников всегда можно убрать, есть опыт.

– В этом я убедилась, – пробормотала Людмила, и на какое-то мгновение взгляды их встретились.

«А ведь она догадывается, кто убрал ее мужа, – поняла Марта фон Юрген. – Давно догадалась, однако вида не подает, опасается, как бы вслед за „консервником“ – как Людмила называла своего супруга – не убрали ее саму».

Еще в конце сорок шестого Людмила вышла замуж за начальника межрайонного строительного управления, бригады которого занимались возведением в степи крупного консервного завода. Все бы ничего, но однажды Севельева ночью стала выкрикивать фразы на немецком языке. И хотя утром она попыталась оправдаться тем, что заочно учится в университете на факультете германской филологии, познаний ее мужа – «консервника» вполне хватило, чтобы понять: выкрикивала-то женушка военные команды. Диверсантке еще крупно повезло, что он не знал: команды эти Людмила заучивала еще в те времена, когда в течение трех месяцев являлась старшей женской группы курсанток разведывательно-диверсионной школы абвера.

Нисколько не сомневаясь, что муж-служака неминуемо сдаст ее, Савельева пала к ногам баронессы: что делать?! Та недобро блеснула глазами, но вместо грозной тирады тоном настоятельницы монастыря посоветовала: «Как всегда в подобных случаях, диверсантка должна терпеть, таиться и молиться». А на следующий день баронесса встретилась со своим подручным, агентурная кличка которого совпадала с его довоенной профессией – Мясник. Будучи засланным в сорок третьем в партизанский отряд, этот рослый, бычьей силы громила, проходивший там под кличкой Митька-Трибунал, утверждался в той же роли «исполнителя приговоров», карающего полицаев, предателей и местечковых «прислужников оккупантов», в которой активно использовался абвером.

Еще два дня спустя заслуженный орденоносный партизан Дмитрий Терпухов – он же в миру Митька-Трибунал, трудившийся теперь шофером мясокомбината, – заблокировал на дороге служебный автомобиль «консервщика», который сам был за рулем, удушил его и сжег вместе с машиной. «Что коммунисты – не люди, а мерзкое гадье, это я еще в тридцать седьмом, репрессивном, усвоил, – поспешил он того же дня доложить своей „патронессе“. – Возрадуйся же, Мария, – именно так именовали Фонюргину по паспорту, настоящее имя ее было известно только Савельевой, – одним гадом сегодня стало меньше». Так, в одночасье, Грешница стала и безутешной вдовой, и владелицей большого частного дома «с полной чашей», и солидного счета в Сбербанке…