Богдан Сушинский - Гнев Цезаря

– Будем считать его исчерпывающим.

– Во всяком случае, вполне правдоподобным, – заверил его генерал Миноре.

А ведь на самом деле условия, касающиеся статуса «Горгоны» и ее базирования, сформулированы не судовладельцем Крафтом, а самим Скорцени, неожиданно осенило Боргезе. Скорее всего, подлодка и судно понадобились ему для организации собственной экспедиции, только уже связанной не с мифическим австро-венгерским судном, а с затопленным где-то неподалеку Корсики золотом фельдмаршала Роммеля. Он и судовладельца Крафта только потому заставил расщедриться, что в воздухе запахло легендарными сокровищами.

Впрочем, не исключено, что и некая «золотая галера предков» тоже взывает к крови этих двух спевшихся австрийцев.

Однако на нее искатели набросятся уже после сокровищ фельдмаршала. Золотую лихорадку, очевидно, следует считать такой же благородной болезнью, как и сифилис, поскольку в обоих случаях заражение проходит в порыве волнующей страсти.

«Послушай, – одернул себя Боргезе, – да ты начал изрекать афоризмы, пусть и странноватые, с клиническим душком, но все же… Лучше задумайся над тем, что Скорцени нацелился на груду сокровищ, которую можно добыть без особого риска для жизни, в то время как ты, рискуя жизнью, нацелился всего лишь на груду металла, которому суждено потом ржаветь на морском дне. Вот и прикинь, какая разница и в риске, и в стоимости „утешительного приза“. И еще… Почему бы тебе не позаботиться о членстве в этой артели подводных золотоискателей? Чем ближе будет подходить время экспедиции, тем в рядах ее будет становиться теснее. Кстати, что-то долго не появлялся на орбите мятежный барон фон Шмидт, с чьей „легкой руки“ и были затоплены сокровища фельдмаршала. Без него вряд ли обер-диверсант рейха и судовладелец решились бы на серьезные поиски. Наверняка Скорцени каким-то образом держит барона при себе, скрывая от таких же авантюристов, как и сам, и перекрывая все подступы к нему. Он содержит его втайне, как шулер – козырную карту в рукаве, и выжидает…»

– Почему бы вам, Скорцени, не обратиться в своих поисках к опыту известного нам обоим барона фон Шмидта? – рискованно запустил пробный шар фрегат-капитан.

– Мне нравится ход ваших мыслей, князь, – снисходительно улыбнулся оберштурмбаннфюрер СС. – Действительно, куда нам без этого прожженного авантюриста, с его извращенческим опытом не искателя, а гробовщика кладов? Однако об этом, – взглянул на часы, – мы как-нибудь на досуге поговорим за бокалом вина в благословенном всеми богами «Пристанище Боргезе».

И хотя Скорцени тут же поднялся из-за стола и стал прощаться, фрегат-капитан не сомневался, что намек Отто понял, а значит, основание для дальнейших переговоров заложено.

– Я по-прежнему восхищен вами, Боргезе, – молвил оберштурмбаннфюрер, наблюдая за тем, как рулевой осторожно подводит катер, который до сих пор держался на расстоянии от яхты, к спущенному трапу. – Затеять такую боевую операцию против русских, да в их же, как любят выражаться они сами, «логове», почти через десять лет после окончания войны!.. На такое способен решиться только настоящий «морской дьявол».

Валерио так и подмывало признаться, что уж он-то никогда и не переставал восхищаться «диверсионным гением Скорцени», но решил, что после похвалы, прозвучавшей из уст самого обер-диверсанта рейха, это прозвучало бы комично.

– Помнится, все прошлые наши встречи вы, оберштурмбаннфюрер, завершали словами: «Держитесь, Боргезе. Пусть наши враги помнят, что мы еще вернемся в этот мир, мы еще пройдем его от океана до океана».

– Считайте, что уже произнес их, – слегка прикоснулся Отто предплечья фрегат-капитана. А спустившись по трапу на катер, весело заметил: – Я ведь не знал, князь, что для вас эти мои слова значат то же самое, что для ваших подчиненных – «пинок удачи под зад от самого Боргезе»!

Январь 1949 года. Албания. Влёра.

Отель «Иллирия»

Прощание их происходило вечером, в номере Гайдука, однако выдалось оно недолгим. Появившись, уже после душа, в коротеньком халатике, Анна, без приглашения и каких бы то ни было интимных понуждений, со всей мыслимой грациозностью, улеглась в постель флотского чекиста и, закрыв глаза, молчаливо дождалась, пока, пройдя через душ, тот окажется рядом с ней.

Отдавалась она тоже чопорно и томно, с той великосветской негой, с которой способны были отдаваться на брачном ложе королевы и благовоспитанные инфанты, не разрешавшие ни себе, ни мужчинам никаких излишних страстей, способов и поз. Ибо уверены были, что позволенного мужчинам на этом престоле грехопадения доступа к «лепесткам любви» самого по себе вполне достаточно, чтобы они возомнили себя в раю.