Девид Джонсон - Дерево Джошуа. Группа ликвидации

— Давай-ка не будем углубляться в вопросы морали, — раздраженно оборвал я ее, — я все это уже слышал раньше.

— Но это же нелепость какая-то! — закричала она с неожиданно пробудившейся страстью. — Ты же… умный человек. Ты… временами даже приятный. И, тем не менее, ты готов охотиться за человеком как… как… — она задохнулась. — Неужели ты не понимаешь, что если этот Каселиус представляет собой такую опасность и что его необходимо уничтожить, есть иные способы, законные способы… Неужели ты не видишь, что делая ставку на насилие, ты сам опускаешься до его животного уровня? Даже если ты одержишь победу — это никому не принесет блага.

Резкая смена ее настроения меня озадачила — этот взрыв искреннего негодования как-то не вписывался в ситуацию. Днем раньше, несколькими часами раньше я бы попытался понять, что же это все значит, но теперь было поздно.

В любой операции наступает момент, когда рулеточное колесо уже раскрутилось, кости брошены, карты сданы, и тебе ничего другого не остается, как действовать по первоначальному плану и надеяться на лучшее. Могу назвать вам имена, десятки имен, известных мне мужчин — а также и женщин, — встретивших свою смерть только потому, что полученная ими в последнюю минуту новая информация заставила их сделать попытку вернуть мяч питчеру уже после броска, когда и бэкфилдеры уже побежали по полю. Вот тогда наступает такой момент, если распространить мое сравнение, когда тебе просто остается положить трубку рядом с телефонным аппаратом. и сматываться. Тебе уже не хочется выслушивать то, что тебе говорят с другого конца провода. Ты сделал все, что в твоих силах, ты узнал все, что мог за отпущенное тебе время, и у тебя больше нет желания вступать в бесполезные дискуссии…

— Ну, ты этого от меня, во всяком случае, не узнаешь, Мэтт, — сказала она довольно сухо. Она взглянула на часики и добавила совсем другим тоном: — Нам надо спешить. Риддерсвердов предупредили, что мы задержимся, поэтому они из-за нас не садятся за стол, но неудобно же заставлять их ждать до бесконечности.

Я посмотрел на нее. Она уже перестала быть той симпатичной девушкой, с которой мне было приятно находиться. Теперь я воспринимал ее как человека, обладающего необходимой мне информацией. Есть масса способов выуживания информации: можно выбить любые сведения из кого угодно — когда вам это очень нужно и если вы проявляете достаточную настойчивость.

В ее глазах вновь возникло лукаво-удивленное выражение. Она тихо проговорила:

— Нет, Мэтт. Сомневаюсь, что ты сможешь заставить меня заговорить.

— Одна женщина сказала мне как-то то же самое, — ответил я. — Напомни мне когда-нибудь, я расскажу тебе эту историю. — Я взял ее пальто. — Пойдем.

Войдя в гостиную Риддерсвердов, я едва узнал малышку фон Хоффман. Она зачесала волосы назад и завязала пучком на затылке. Новая прическа полностью изменила овал ее лица, и теперь она выглядела много взрослее — я бы сказал даже, у нее был невозмутимо-царственный вид, — но она по-прежнему не изменила своей бледно-розовой помаде. На ней был серый фланелевый костюм — для шведок это чуть ли не дневная униформа. Такие костюмы разных фасонов и оттенков можно увидеть повсюду, но модель, которую Элин демонстрировала в тот вечер, состояла из короткого жакета и плиссированной юбки, в которой удобно и ходить и кататься на велосипеде. Такие юбки можно встретить едва ли не на каждой второй женщине.

Костюм сидел на ней не хуже, чем блестящее синее платье или вызывающие клетчатые штаны. Костюм никоим образом не улучшал ее внешность, но ведь ей ничего такого и не требовалось. Сам факт, что она одета в такой костюм, а не в вечернее платье, указывал на то, что сегодня неофициальный прием в отличие от предыдущего нашего посещения этого дома. Хозяева не ожидали в гости никаких директоров. Ясное дело: это был обычный ужин для своих, устроенный просто в честь двух иностранных журналистов, которые выполнили дело и собирались покинуть страну.

— Я отправила письмо полковнику Стьернхьелму, — сказала Элин, когда мы уселись за стол, выпив все тот же ужасающий «манхэттен». — Я написала ему, что вы несносный субъект, пьяница, а возможно, и развратный человек. — Она мельком взглянула на Лу, сидевшую на противоположном конце стола, потом коротко рассмеялась. — Я, конечно, шучу, кузен Матиас, — промурлыкала она. — Я написала, что вы обаятельный и милый. Я уже получила от полковника Стьернхьелма ответ. Он написал вам лично, но на тот случай, если письмо не попадет к вам в руки до вашего отъезда, мне поручено вам передать, что вы приглашены в Торсетер поохотиться на следующей неделе. Он горит желанием с вами познакомиться.