— Я не убивала его, милый!
— Верно, — мрачно сказал я. — У тебя есть алиби — если убийство произошло этой ночью, не так ли, радость моя?
Она обернулась — в глазах ее стоял ужас — и быстро сказала:
— Ты мне не веришь?
— Почему же! Ты выбегала ночью из отеля, чтобы получить инструкции. Ты вернулась и стала действовать в соответствии с ними и, можно не сомневаться, в точности выполнила все, что тебе было приказано. Это очень удобно, не правда ли, что мы с полуночи практически ни на минуту не упускали друг, друга из виду?
— Милый, я клянусь тебе, что…
— О да, ты очень убедительно клянешься, детка. И, возможно, его пристрелили много позже полуночи, но тебе посоветовали запастись алиби на всякий случай, не зная еще точно, где и когда убийца войдет с жертвой в контакт. Или у вас называется «замочить» — как говорят ребята из мафии у нас в Америке? Но в нашем подразделении мы называем это «войти в контакт». Надеюсь, что я сам очень скоро войду в контакт с кем нужно. — Я замолчал, чтобы перевести дыхание. — Что ж, рассуждая объективно, у нас все идет как по маслу. Ты знаешь, что я знаю, что это не ты — не ты лично, по крайней мере. А мы оба весь день были на виду у людей, у компании, слава Богу. Но я уверен: тебе известно, кто его убил. По крайней мере, ты знаешь, кто это подстроил. Не так?
Она не ответила.
— Ну вот! Убили человека, а я что-то пока не слышу, чтобы ты спешила дать мне описание, имя и нынешний адрес убийцы…
Полицию Кируны отличала обходительность и проворность. Ее представляли безымянный офицер в форме и господин в штатском, назвавшийся Гранквистом, чье служебное положение нам почему-то никто не стал разъяснять. Это был типичный швед — долговязый, худой, с выцветшими волосами. Даже брови и ресницы, обрамляющие бледно-голубые глаза, были белесые. В его осанке и походке угадывалась военная выправка, но ведь у них в стране действует закон о всеобщей воинской повинности, так что все взрослые мужчины проходят курс строевой подготовки.
Нас на месте дотошно допросили и пригласили завтра утром зайти в полицейский участок. Что мы и сделали. Здесь наши показания занесли в протокол, мы скрепили текст своими подписями, после чего нам объявили, что мы свободны. Герр Гранквист лично довез нас до отеля.
— Я очень сожалею, что вам причинили столько неудобств из-за этого печального случая, — сказал он нам на прощанье. — Мне жаль, что helm придется на некоторое время задержать машину, в которой было обнаружено тело. В любом случае, ее салон в таком состоянии, что вам вряд ли будет приятно совершать на ней поездки. Но если вам требуется другая машина, это можно устроить…
— Нет, просто верните машину человеку, у которого я взял ее напрокат, если вас не затруднит, — попросил я. — И скажите ему, что я расплачусь с ним, как только вернусь в Кируну на следующей неделе. Мы решили ехать поездом — если, конечно, нам будет позволено покинуть город.
Он посмотрел на меня с удивлением:
— Ну разумеется! Все ведь уже прояснилось — в том, что касается вас, герр Хелм. Совершенно очевидно, что бедняга по чистой случайности выбрал ваш автомобиль в качестве своего последнего приюта.
Он был слишком радушен, слишком вежлив, слишком предупредителен, а когда иностранец разговаривает с тобой По-английски, никогда не знаешь, какие из его интонаций преднамеренны, а какие появляются чисто случайно, из-за акцента. Мы стояли и смотрели ему вслед.
— Ну вот, еще один маленький человек, — сказала Лу глубокомысленно, — который вовсе не тот, кем кажется.
— Кто? — спросил я. — Перестань! Если мы в темпе соберем вещи, то, может быть, поспеем на десятичасовой поезд, пока он не передумал.
Я двинулся к дверям отеля, но она осталась стоять в раздумье.
— Мэтт!
— Что?
— Ты вчера был немного груб. Тогда мне было все равно, потому что ты пережил такое потрясение, но теперь тебе неплохо бы извиниться.
Я смерил ее взглядом и вспомнил о ней кое-что — то, что всегда помнишь о женщине, с которой тебе доводилось заниматься любовью.
— Может, и неплохо, — сказал я. — Но я не буду.
Она скорчила смешную гримасу:
— Упрямый?
— Упрямый, — подтвердил я. — Так ты собираешься ехать и помочь мне фотографировать эти твои прииски или предпочитаешь остаться в Кируне и дуться?
Она залилась краской, а в глазах вспыхнул гнев, но преимущество было целиком на моей стороне, и она это понимала. Ей надо было сопровождать меня. Она должна была руководить фотосъемками. Даже если у меня были какие-то сомнения на этот счет, — когда она сглотнула обиду и выдавила улыбку, они навсегда рассмеялись.
Читать дальше