Девид Джонсон - Дерево Джошуа. Группа ликвидации

— Я думала, вы спите, — вяло сказала она.

— Я как раз собирался заснуть, но ваши шаги меня разбудили. Интересно, что это Веллингтон поделывает в Кируне?

Она испытала секундное замешательство.

— Так вы его узнали?

— Мужчину таких габаритов трудно не заметить.

Мне вдруг пришло в голову, что из всех мужчин, виденных мною в Швеции до сего момента, Джим Веллингтон был единственным здоровяком, который мог приклеить себе накладную бороду и издавать рокочущий хохот: он вполне соответствовал данному Хэлом Тейлором описанию Каселиуса.

Лу Тейлор отвернулась. Она подошла к комоду и стала рассеянно переставлять кассеты с пленкой. Наступило молчание,

— А если я скажу, что это не ваше собачье дело — то, что он делает здесь? — произнесла она наконец.

— Я бы мог не согласиться с вами, — сказал я. — Но все равно я ничего тут не могу поделать, правда?

Она взглянула на меня через плечо и неуверенно взяла одну кассету.

— Это все вы сняли сегодня? Я и не думала, что так много получалось.

— Это не много, — возразил я. — Видели бы вы, как я работаю, когда по-настоящему увлечен.

— И что вы теперь будете с ними делать? Вы их сейчас и проявите?

— Нет. Цветные в любом случае надо отдать в лабораторию в Стокгольме. Я сам не могу их проявить. А черно-белые я сохраню, пока не найду подходящих условий для работы, оборудование и химикаты. Возможно, в Стокгольме мне удастся арендовать на несколько часов фотолабораторию. Терпеть не могу сидеть, обливаясь потом, в гостиничном стенном шкафу. — Помолчав, я спросил: — Вы что-то должны этому Веллингтону?

Она поставила кассету на место и медленно обернулась ко мне. Все было просто и ясно. Мы уже неплохо знали друг друга. Я застукал ее и мог теперь часами задавать ей кучу дурацких вопросов, заставляя придумывать на ходу кучу столь же дурацких ответов. А в итоге — ничего. Мы будем так же стоять, глядя друг на друга, перебрасываться бессмысленными репликами, но так ничего и не выясним. Оставалось, правда, еще кое-что, что нам обоим хотелось узнать, и узнать это можно было одним-единственным способом.

— Пожалуй, нет, — медленно произнесла она. — Я бы не сказала, что должна что-то Джиму Веллингтону. А потом, все еще не сводя с меня глаз, добавила: — А ведь вы притворялись, будто я вам совсем не нравлюсь?

— Да, — ответил я. — Это правда. Притворялся. У меня было намерение иметь с вами сугубо деловые отношения.

— А это, — сказала она, шагнув ко мне, — было довольно-таки глупым намерением. Вы так не считаете?

То была Страна полуночного солнца, и хотя для этого зрелища сезон уже прошел — такое происходит только в середине лета, — темнело здесь очень поздно, а светало очень рано. Скоро на эту землю падет долгая зимняя ночь — но до этого было еще далеко. Нам показалось, что свет за окном забрезжил очень быстро.

— Мне лучше вернуться к себе в номер, милый, — сказала она.

— Не спеши, — сказал я. — Еще очень рано, да и шведы народ терпимый.

— Мне было так одиноко, милый! — Помолчав, она шепнула: — Мэтт…

— Да?

— Как, по-твоему, нам к этому относиться?

Я обдумал ее вопрос:

— Ты считаешь — сугубо с юмором?

— Да. В таком духе. А ты как хочешь?

— Не знаю. Надо подумать У меня не большой опыт в таких делах.

— Я рада. У меня, между прочим, тоже. — Помолчав, она добавила: — Полагаю, мы сможем отнестись здраво и спокойно к тому, что случилось.

— Во-во! — сказал я. — Это как раз по мне. Здраво и спокойно.

— Мэтт!

— Да?

— Как же это мерзко — то, чем мы занимаемся!

Не надо было ей так говорить. Этим было сказано все — о нас обоих. Этим она себя выдала и все испортила, а ведь как все хорошо начиналось. Мы так тщательно, так добросовестно разыгрывали свои роли: одна реплика сменялась другой, все шло без сучка без задоринки, никто из нас не пропускал своих строчек. И вдруг, точно сентиментальный дилетант, она взяла да и нарочно сорвала так хорошо начавшийся спектакль. Мы вдруг перестали быть актерами. Мы перестали быть преданными своему делу агентами, или роботами, умело действующими на той почти вымышленной территории, которая располагается на границе с реальным кровопролитием. Мы превратились в двух самых обычных голых людей, лежащих вместе в одной постели.

Я приподнял голову и взглянул на нее. Ее бледное лицо словно впечаталось в ослепительно белую подушку, а короткие темные волосы уже не были плотно зачесаны над торчащими ушками. Теперь они немного растрепались — и это ей ужасно шло. Она была чертовски симпатичная девушка — такая стройненькая, аккуратненькая. Ее обнаженные плечи здесь, в холодном номере, казались еще более нагими. Я натянул одеяло ей под подбородок.