Но у меня сработала старая добрая привычка: доверять и при этом проверять, то есть самому заботиться о собственной безопасности. И я, пользуясь благами науки, перевел бинокль с тепловизором на лес. И почти сразу эту опасность обнаружил. Четыре человека прятались в кустах, выставив автоматные стволы в сторону машин. Ждут в нервном ожидании. Чего ждут, почему не атакуют? Предполагают, что на дороге не четверо, а значительно больше? Скорее всего, дело обстояло именно так. Возможно, видели, что там людей больше, и сейчас не знали, где остальные. Иначе атака уже состоялась бы. Четверо против четверых – проблема могла решиться одним залпом. Распределить цели, чтобы очереди двух автоматов не были направлены в одного человека. И стрелять по команде. Что проще! Здесь успех был бы гарантирован. Дистанция в двадцать пять – тридцать метров для стрельбы идеальна. А луна время от времени все же выглядывает и светит достаточно ярко, чтобы прицелиться и не промахнуться. А вот если есть опасения, что ополченцев больше, и нет желания вступить в бой с другими, кто занял более удобную, скрытую позицию, то все становится на свои места, кроме понимания открытости четверых ополченцев на дороге. Этого я не понимал, но выяснить это мог бы уже вскоре, просто спросив этих людей, почему они не прячутся. Возможно, они не подозревают о присутствии этой четверки в засаде. Вернее, подозревают, но уверенности в существовании засады нет. В таком случае это просто недопустимая небрежность.
Мне небрежность допускать было никак нельзя. Заменить, конечно, можно любого. Но меня в моем случае, с моими связями в родном поселке, другой военный разведчик полноценно заменить не смог бы. Как не имел права просто и бездумно наблюдать, как будут расстреливать людей, что меня встречают. При этом я отдавал себе отчет, что любая моя попытка предупредить ополченцев о засаде может быть самими ополченцами воспринята неадекватно, меня могут не понять и начать стрелять в мою сторону, и одновременно бойцы в засаде сразу отреагируют по-своему, и тоже начнут стрелять. Конечно, я могу и спрятаться за какой-нибудь бугорок. Но ведь они, имея численное превосходство, могут и перебежать под прикрытием пары стволов, чтобы атаковать меня с другой позиции. И одновременно будут стрелять уже и в ополченцев с предельно удобной для расстрела дистанции. И потому я, размышляя о том, что увидел, стал скрытно приближаться, но не забыл, что лес есть и на другой стороне дороги. И внимательно обследовал его участок за участком. Но там никого обнаружить не сумел. Значит, засада неразумно засела только с одной стороны дороги. Это означало, что в случае промаха, если люди в засаде начнут стрелять, а промахнуться в ночное время несложно, ополченцы на дороге смогут за машины спрятаться. Усложнила, короче говоря, засада себе задачу. Это от неопытности…
Однако то ли бойцы в засаде мои мысли уловили, хотя я их не выкрикивал на весь лес, то ли сами сообразили. Они обменялись знаками, из которых я сделал вывод, что обучали их американские инструкторы, поскольку американская система знаков слегка отличается от любой другой, и двое тут же скрытно начали смещаться в тыл машинам, чтобы подальше от них перейти дорогу. Для меня это действие прозвучало командой. Я не стал убирать бинокль в футляр, а просто перебросил футляр на ремне под мышку ближе к спине, чтобы не мешал, бинокль, снабженный отдельным ремнем, оставил висеть на шее, вытащил нож из ножен на голени, боковым рычагом на рукоятке взвел стреляющее устройство, а сам патрон уже давно был в стволе. Свой пистолет я даже готовить к бою не стал, удовлетворившись тем, что он частично подготовлен, то есть патрон уже в патроннике, пистолет на взводе, хотя и на предохранителе. Если будет необходимость к нему прибегнуть, моя поясная кобура так устроена, что рука, обхватывая рукоятку, уже саму кобуру расстегивает. И задержки с появлением в руке оружия быть не может.
Я уже приблизился в засаде на такое расстояние, что имел возможность стрелять из «НРС-2». Но тут мне в голову неожиданно пришла еще одна мысль. И очень, как мне показалось, важная, касающаяся меня напрямую. Кажется, я догадался, чего ждали диверсанты в засаде и почему не стреляли сразу. Они ждали меня. А это значило, что была утечка информации. Утечка могла произойти только по трем различным каналам – из ГРУ, из погранотряда и из штаба батальона ополчения, который взялся меня «вывести» на территорию, подконтрольную украинской власти. От такой мысли сразу произошел приток крови к голове. Это существенно осложняло бы мою работу, но в любом случае необходимо было выяснить, что укродиверсанты знают, если они что-то знают. Полная информация была только в ГРУ. В погранотряде информация была частичная, в батальоне ополчения тоже частичная, но уже в другой своей части. И то, что парни из засады знают, могло бы показать, где прошла утечка информации. Следовательно, мне необходимо было захватить живьем хотя бы пару человек. Можно, конечно, и одного, но один, как может оказаться, вообще ничего не знает, или знает слишком мало, или говорить не пожелает. Второй должен быть страховочным вариантом. При этом следует учитывать, что американские инструкторы готовят диверсионно-разведывательные группы из числа бойцов национальной гвардии. А это, как правило, откровенно туповатые, упрямые и упертые «отморозки», идейные украинские фашисты, и с ними не всегда можно найти общий язык. Даже умирая, они будут думать, что умирают за свою идею, и не понимают, что идея их выдумана и выстрадана за океаном. Это тем более говорило о том, что брать следовало двоих. То есть лучше было бы исключить применение огнестрельного оружия. А это задачу осложняет многократно. Но я по опыту знал, что, чем сложнее задача, тем она лучше решается. Тогда сам мобилизуешься и все делаешь четко и правильно.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу