Лев Пучков - Чистильщик

Мгновенно вспотев от страха, я вскочил с кровати и вдруг ощутил, что мертвецки пьян! Тело непослушно занесло вбок, панорама спланировала туда-сюда и на место возвратиться не пожелала.

В спальню вдруг заскочили четверо в камуфляже и масках, вооруженные короткоствольными автоматами, – увидев их, я пьяно икнул и проблеял:

– Сво-и-и-и, бля! Тута такая штука…

Ребятишки моментально угостили меня прикладами по почкам, закольцевали наручниками и потащили вниз. То, что я увидел внизу, мне страшно не понравилось. Посреди холла стоял высокий милицейский майор с официальным лицом и грозно смотрел на меня. Голенькая Лада лежала на тахте в луже крови – горло у нее было перерезано каким-то острым предметом – аж до шейных позвонков. Мужлан Жоржик, бедолага, был засунут головой в камин – рубаха на нем превратилась в окровавленную тряпку. Что с его лицом, я не сумел рассмотреть, но даже моего пьяного мышления достало, чтобы уразуметь, какую роль в судьбе несчастного кастрата сыграли массивные каминные щипцы, валявшиеся неподалеку с прилипшими к ним сгустками крови.

– Меня подддд… подставили! – пьяно выговорил я, адресуясь к майору. – Я ничего этого не делал!

– Вот это ты, сука, наворотил, – тихо сказал майор, поднявшись наверх и вновь выйдя из спальни. – Вот это ты влип!

А я уже и сам понял, что влип, несмотря на алкогольный туман, застилавший мозги. Теперь у меня, помимо заморочек с братвой и мамедами, возникли некоторые осложнения с органами правоохраны. И какие осложнения! Минимум на пару расстрельных статей без права на апелляцию…

– …Я вашего слона забираю, – сообщил Звездорванцев после продолжительной паузы. – Вы его напрасно сюда поставили! Погорячились…

– На здоровье, – я вяло пожал плечами. – Забирайте – воля ваша.

Следователь сцапал слона и на пару секунд задержал руку с фигурой над доской:

– Переходить не желаете? Думаю, вы просто допустили ошибку – я вам прощаю.

– Да нет, не ошибся, – я хмуро ухмыльнулся и почесал могучую щетину, за две недели превратившуюся в почти полноценную бороду. – Я его сюда специально поставил. Это тривиальный карповский дебют – через пять ходов вам мат.

– Вы так полагаете? – Звездорванцев удивленно сдвинул на лоб свои «хамелеоны». – Мы же только начали партию!

– Нет, это не я. Это Карпов так полагает. – Я опять почесал бороду и потянулся к початой пачке «Лаки страйк»: – Разрешите?

– Да-да, пожалуйста. – Звездорванцев подвинул пачку и озабоченно углубился в изучение партии.

Я шел в «несознанку». Этот допрос был восьмым по счету, и ни на одном из них я ничего не сообщил следователю по факту инкриминируемого мне деяния. И не подписал ни одного протокола. Нет, в молчанку я не играл – нес всякую чушь о чрезмерной загазованности атмосферы и поголовной дегенератизации общества, упирая на извращенность человеческой натуры вследствие стечения негативных факторов, которые могут даже самого честного и бескорыстного сотрудника правоохранительных (!) органов сделать отъявленным и жутким мздоимцем. Когда я переходил к конкретике, следователь вымученно улыбался и розовел – не успел еще окончательно испортиться, салажонок. Вообще мне с ним повезло: коммуникабельный, отзывчивый, не давит, не орет, допускает всякие поблажки… Видимо, знает, что мое дело – заведомо лажа. Мне кажется, никто ему забашлять не удосужился за мою закопку по самые уши. Просто указали – веди дело как обычно, и так все ясно. Вот и не старается…

Узнав, что родичи насильственно привили мне склонность к шахматным баталиям и даже пытались вытащить на уровень межобластных олимпиад, следователь притащил набор дорожных шахмат и за два часа продул со свистом шесть партий подряд.

С того раза это вошло в систему. Следователь задавал мне дежурный вопрос:

– Показания давать будете?

– Не-а, не буду, – печально отказывался я.

– Ага! И протокол подписывать… А? – уточнял Звездорванцев.

– Тоже не буду, – опять отказывался я. – Вы же слышали, что Гольдман, упокой господь его грешную душу, мне завещал? Грех не выполнить последний совет покойного…

– Ясно, – Звездорванцев потирал ладошки и доставал из кейса с золоченой монограммой (ах, как хочется казаться большим и солидным!) коробку с шахматами: – Ну, тогда, может … эээ… партейку?

– А вот это – с превеликим удовольствием! – Тут я усаживался на краешек стула (привинчен, зараза, не подвинешь к столу!), и мы начинали сражаться не на жизнь, а насмерть – Звездорванцев, дилетант в сей строгой игре, отдавался ей самозабвенно, будто с разбегу в омут нырял.