Роман Лозанов - Простите меня, москвичи

И тут я подумал: он не стреляет в меня потому, что перепутал меня со своим наблюдателем, тоже, где то со всех ног убегающим с места преступления. Ведь увидеть как я выгляжу, в темноте он не может. В этом месте дороги, горы, где она проходила, вплотную приблизились к проезжей части. Если сзади появятся БТРы федеральных войск, бросится в сторону и спрятаться на крутых склонах будет проблематично. А если хотя бы на одной из машин будет установлен тепловизор, тогда это просто конец! Одно спасение: жилой поселок, который скоро откроется за одним из поворотов дороги. Или, может, бандит думает, будто я хочу его взять живым, предполагает, что вижу его и боится обернуться, чтобы не получить пулю в грудь? Естественно: был бы у меня автомат, я бы не дал ему в меня не только прицелиться, а даже и повернуться в мою сторону. Само-собой, что он даже предположить не мог, что его нагоняет какой-то полудурок, с вшивым ножичком в руке. И это тоже было моим преимуществом!

Не снимает СВД со спины, не стреляет. Вот болван! Был бы у меня автомат, я бы давно его убил. И пошел бы в роту – спать. Хорошо, что враг не догадывается о том, что он мне нужен только для того, чтобы его прикончить. Это я обещал бате. А свои обещания надо исполнять – таково мое жизненное кредо! Таков, извините, господин снайпер, мой жизненный принцип. И поэтому, кому то из нас сегодня смертельно не повезет. Однако, все в пределах разумного. Может быть, я был когда-то героем. Но дураком никогда. И если этот, улепетывающих со всех ног хлыщ, направит в мою сторону какую-нибудь волыну любого диаметра и размера. Пусть даже игрушечный пистолетик. Или, чего еще хуже, начнет стаскивать с плеча СВД. Я срочно сделаю ноги в направлении, совсем противоположном нынешней траектории движения собственного тела.

Зеленое свечение в моем приборе ночного видения начало помаргивать, а силуэт убегающего снайпера стал терять очертания. Ну что это за непруха в сегодняшнюю ночь: то пистолет, то прибор! Надо было срочно чего-то предпринимать. Или я рисковал остаться в полной темноте, на дороге, где, как минимум имеется один вооруженный грозным оружием, враг. Я представил выражение глаз удиравшего от меня во все лопатки бандюка, когда он услышит как гнавшийся за ним грозный «контрабас», вдруг, ни с того ни с сего кинется улепетывать в противоположную сторону. Причем с такой скоростью, какая ему, возможно и не снилась. Не знаю, что на меня нашло, однако я не выдержал комичности представленной картины и дико заржал. Наверное, это было проявлением некоего опасного психоза, наподобие белой горячки. И скорее всего этот смех был последним в моей жизни. Потому что я выдернул нож из поясных ножен, и дико гогоча, на пределе дыхания, начал резко сокращать расстояние до близкой уже цели. Теперь то этот гад наверняка понял, что нагоняет его не их долбанный наблюдатель.

– Стой пидор! – проорал я сквозь смех и слезы, выступившие у меня на глазах от нервного и физического перенапряжения. – Стой! Или я буду стрелять!

Уже почти ничего не видя в прибор, я с ходу налетел на застывшую посреди дороги фигуру. Удар в затылок, подсечка, еще удар, еще…. Избивая жертву, я продолжал хохотать. Наверное, сила моих ударов была менее мощной, чем если бы я бил со злостью. Но этому обосравшемуся лоху таких ударов вполне хватило. Он упал на землю вперед лицом и больше не шевелился. У меня было ошущение, что я бью по мешку с дерьмом. Поэтому я скоро успокоился. Я срезал ножом ремень эсведешки, все еще торчащей на спине снайпера. Передернул затвор. Из патронника на землю выпал снаряженный патрон. Ружье заряжено и готово к применению! Так чего же ты не стрелял – сволочь? Доверился элементарной логике, зная, что безоружный человек за ним точно не побежит? Но он не предполагал, что есть на свете еще такие тупые вне логичные экстремалы как «ваш покорный слуга». Эксклюзив блин…. И, все равно, что-то здесь не так. Не вязалось поведение снайпера этой ночью, с его предыдущей «работой». Неужели весь наш мотострелковый батальон запугал вот этот лошара? Я присел на камень и присмотрелся к лежащему на дороге телу. Странному какому-то телу.

Нет! Не может быть! Я осторожно протянул руку и потрогал бандюка за гимнастерку. Сиськи бля! Баба! Вот те на! Сколько воюю, а ни разу женщин-боевиков не видел. Хотя слыхал, что биатлонистки сюда приезжали поснайперить, то ли литовки, то ли эстонки.

Е-мое: так что же мне с ней теперь делать? Я быстро ощупал застывшее от ужаса тело, на предмет присутствия у него оружия и боеприпасов. Рука кроме обнаруженных недавно сисек, больше ничего не нашла. Значит, ходит бандитка налегке, чтобы смыться побыстрее после совершенного ночью, очередного преступления. Видимо правильная тактика. Отбрось эта дура по дороге еще и ружье – точно бы ее не догнал. «И чем это оно ей так дорого? Почему она винтовку то не выбросила» – размышлял я, продолжая деликатно (баба все ж) шлепать по телу своей, вымазанной прудовым илом, ладонью. И тут моя рука наткнулась на сырое пятно, растекшееся у снайперши по брюкам. Надо же ссыт эта тварь и в самом деле как настоящая баба – с перепугу. Интересно когда она помочиться успела: до того как я ее нагнал или после? Скорее всего и до и после, и по всякому такому поводу. Плохи же дела у бандитов, раз такую ссань на дело посылают.