Безымянный - Игра с летальным исходом

– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – Парк культуры.

Поменявшая свой состав людская масса успокоилась, Иван успокоился тоже, ничьего внимания из вновь вошедших он не вызвал. Девушка читала свою книгу.

Иван расслабился и вновь прикрыл глаза.

…Иван вспомнил разговор с Крестным, который был у него тоже три дня назад, после того утра, когда он выполнил последнее его задание.

Они сидели в маленьком тесном зале ресторанчика на Арбате, который принадлежал Крестному, и глухонемой официант, «Гризли», как окрестил его Иван, открывал им уже вторую бутылку с очень длинным, узким горлом и наклейкой из серебристой фольги.

– Объясни своему квазимоде, чтобы он принес еще что-нибудь – ну, водку, там, виски, коньяк… – я не хочу пить этот латиноамериканский самогон.

Иван раздраженно посмотрел на официанта. Но Гризли видел только Крестного, не обращая на Ивана ни малейшего внимания. Все заказы делал Крестный, объясняясь с официантом какими-то, установленными издана и только им двоим понятными, знаками.

– Нет, Ваня. Ты хочешь меня обидеть. После каждого дела я пью этот, как ты его обозвал, самогон. Это привычка, Ваня. Добрая многолетняя привычка. Это традиция, которую я не нарушаю уже четверть века. Когда мне было столько же, сколько тебе сейчас, я каждый день пил этот «самогон» вместо воды, потому что в воде была лихорадка. Тропическая лихорадка.

Крестный вздохнул ностальгически.

– Ты, Ваня, великий человек. Ты себе цену не знаешь. Я – знаю. И еще знаю, что пить мы должны этот противный латиноамериканский самогон, который ты пить не хочешь. Ты должен. Потому что, ты работаешь так же как мы тогда – тридцать-сорок лет назад. Впрочем, нет – ты работаешь лучше. То, что ты сегодня сделал, я бы, например, сделать не смог, и уверен, что этого не смог бы сделать сегодня никто из моих мальчиков.

– Они хорошо мне помогли…

– Пулеметы?.. Так, ведь – исполнительные ребята. Их еще натаскивать, да натаскивать, не один месяц уйдет, пока из них толк выйдет…

Подвыпивший Крестный был в хорошем настроении и возбужденном состоянии.

– А что, Иван? Надо бы тебе отдохнуть.

– Я не устал.

– Я, Ваня, устал. От тебя. Мне бы самому отдохнуть. Но знаю, что тебе на месте не усидится. Начнешь самодеятельность разводить, Никитина искать станешь…

Иван усмехнулся.

– Стану.

– А зачем, Ваня?

– Этого я и сам не знаю. Он меня на мушке держал. И отпустил.

– Ну и что?

Крестный явно недоумевал.

– Хочу понять – почему?

– Но это же невозможно, Ваня! Не поймешь, пока сам не скажет. Не старайся. Лучше – выпей со мной.

Крестный смотрел на него огорченно-ласково, как на капризного упрямого ребенка.

Из моря спиртного, которое было к их услугам, Крестный выбрал гаванский сухой ром.

«Такого дерьма, – подумал Иван, – мне пить еще не приходилось». Но Крестный смаковал это кубинское пойло с явным удовольствием.

– Нет, Ваня. К Никитину ты не суйся. Он опасный человек. Я даже думаю, он сам тебя найдет. Если найдет, конечно…

Крестный вдруг развеселился. Взгляд его стал заговорщицким.

– Нет, нет и нет, Ваня. Никитина ты не трогай. А отдохнуть нам с тобой все же требуется. Это мы заслужили. Ты заслужил.

Он вновь схватился за бутылку, плеснул в низкие широкие стаканы вонючей жидкости, напоминавшей по запаху растворенную в ацетоне резину.

– Давай. За нас! За победителей!

– Мне хватит. Я больше не пью.

– Ваня, я хочу выпить за нас с тобой. С тобой. Выпить. За нас. С тобой. Сколько, в конце концов, можно работать! Можем мы с тобой выпить за нас? Мы можем отдохнуть или мы не можем?

Крестный нес явную чушь. Работать его никто не заставлял. Он всегда сам решал – браться за очередную работу или нет. Ощущение подневольности своей жизни, отголоски которого Иван слышал сейчас в его словах и его тоне, тоже, вероятно, было ностальгическим, этаким психологическим атавизмом брежневско-андроповской эпохи.

Иван, может быть, впервые заметил, что Крестный стар. Пройдет еще несколько лет, и однажды он резко – за полгода-год – постареет так, что станет просто дряхл. Сейчас он еще не старик, тогда он будет уже не стариком, он будет полутрупом. Иван сравнил Крестного с собой и посмотрел на него долгим и не мигающим взглядом, в котором читалось знание будущего.

Впрочем, от зрачков глаз Крестного взгляд Ивана отразился как от зеркала, не проникнув внутрь.

– Что, Ваня, не хочешь отдохнуть? Обманываешь меня. Я же по глазам вижу – о вечном думаешь.