Леонид Влодавец - Московский бенефис

Получив на прочтение эдакий бланк, любой нормальный гражданин, «схватив в охапку кушак и шапку», по выражению дедушки Крылова, рванул бы отсюда, пока цел. В принципе, это было нечто вроде посмертной записочки: «В моей смерти прошу никого не винить». Удар по голове кувалдой я бы лично тоже мог отнести к «нетрадиционным лечебным и диагностическим методам», хотя вряд ли дал бы на него полное и добровольное согласие. Не знаю, какова была бы сему документу юридическая цена, но выглядел он весьма солидно и, вероятно, мог служить каким-то аргументом для защиты, если б, конечно, документ, подписанный Коротковым, годился для рассмотрения на уголовном процессе по делу о злодейском умерщвлении врачом-вредителем Белогорским (он же Вайсберг) пламенного борца-интернационалиста, ветерана революционного движения на острове Хайди, члена Политбюро Хайдийской Народно-социалистической партии, министра социального обеспечения первого (и последнего) Революционного правительства Республики Хайди, верного спутника жизни Президента Республики Хайди и прочая, прочая, прочая команданте Киски, товарища Дмитрия Сергеевича Баринова (он же Ричард Браун, он же Анхель Родригес). Вообще-то такого процесса не состоялось бы ни под каким видом, потому что если б Чудо-юдо, то бишь доктор (забыл каких наук), профессор Баринов Сергей Сергеевич вычислил причастность Белогорского к летальному исходу лечения своего родного сына, то АОЗТ «ARZT» не только безвременно лишилось бы лучшего ума и светлой головы, но и в самом прямом смысле вылетело в трубу (моей любимой котельной). Меня это, конечно, не смогло бы утешить, но послужило бы кое-какой компенсацией за моральный ущерб нашему семейству. Странно, но, прекрасно понимая, что в принципе подписываю себе смертный приговор, я взял у Белогорского его мраморный «Паркер» и, вписав свое ФИО, подмахнул заявление и поставил дату.

— Ну что ж, — зловеще сказал экстрасенс, — усаживайтесь в кресло.

— Вы не бойтесь, — подбодрил меня Утенок Дональд, — я видел процесс лечения и знаю, что все это не так уж страшно…

— В данном случае, — нахмурился Вадим, — я ничего гарантировать не могу. По-моему, это очень тяжелый случай. Боюсь самого худшего…

Скорее всего, он произнес эту фразу полушутя-полусерьезно, а может, надеялся, что я после этого сразу же удеру отсюда… Но Боже мой, как он оказался прав!

Никак не скажешь, что в кресле зубоврачебного образца можно чувствовать себя комфортно. Когда меня первый раз усадили в подобное кресло (это было примерно лет в семь, тогда у меня прохудился большой коренной молочный зуб), и прибывшая в детдом зубоврачиха начала ковыряться у меня во рту всякими страшными инструментами, а потом взялась за бормашину, я мысленно давал торжественное обещание никогда не есть сладкого и чистить зубы по утрам и вечерам. С тех пор я очень невзлюбил и зубоврачебное кресло, и дантистов всех времен и народов, без различия пола и вероисповедания. Даже в парикмахерской или в гримерной Соломоновича, где кресла были чем-то похожи на зубоврачебные, мне тоже было неуютно.

Не лучше мне показалось и здесь.

— Вы готовы? — тоном Отелло, уже поинтересовавшегося у Дездемоны, молилась ли она перед сном, и приказывающего ей: «Тогда молись!» — проговорил Белогорский.

— Да, — ответил я без энтузиазма.

— Откиньте голову на подголовник кресла и закройте глаза, — повелел экстрасенс. Команду я выполнил, отметив про себя, что в такой позе моя личная шея вполне подготовлена для накидывания на нее какой-либо удавки, а горло — для перерезания. Поэтому я только прикрыл глаза веками, оставив малозаметные щелочки для наблюдения за окружающей средой, и, кроме того, насторожил уши.

— Расслабьтесь, — провещал Белогорский. — Ваше тело испытывает приятное расслабление.., Вам хорошо-о… Вам о-очень хорошо-о…

При всем моем уважению к доктору, я не мог с ним согласиться. Точнее, мне не хотелось бы по ряду причин совсем уж расслабляться. А насчет того, как бывает хорошо человеку, который с минуты на минуту ожидает, что на шею ему накинут удавку, по горлу полоснут бритвой или дадут кувалдой по кумполу, — каждый может сам догадаться.

Мое чувство самосохранения явно немного перебарщивало. Скорее всего это были элементы складывающейся у меня мании преследования. Уверен, что у человека, который всего пару дней назад, сделав двойное сальто, выпрыгнул со второго этажа из горящего дома следом за гранатой, познакомился с девушкой Таней, способной спокойненько вывести в расход два десятка человек в течение трех дней, покатался на «уазике» в подвешенном за руки состоянии и ко всему еще был погрызен собачкой с волчьими клыками, появление таких элементов вполне объяснимо. И потом, ситуация, когда ждешь неприятностей, а их нет, все-таки лучше той, когда не ждешь, а они вдруг начинаются. Поэтому я не зря опасался за свое здоровье.