Илья Деревянко - Волчья доля (сборник)

– Сашка! – позвал он. – Давай вылазь, мы приехали!

В ответ гробовая тишина.

– Сашка! – еще раз крикнул Кадий и, подойдя к машине, распахнул дверцу.

Все четверо были мертвы. В груди Стрижа торчал загнанный по самую рукоятку финский нож. Мертвые глаза бессмысленно таращились куда-то вдаль. Во рту убитого торчала свернутая в трубочку бумажка. Кадиев дрожащими руками развернул. «Пойдем со мной!» – было написано там печатными буквами.

От отчаяния и бессильной ярости Алексей завыл. Крик его дикими переливами пронесся над пустой дорогой. Даже толстокожие боевики вздрогнули от страха.

– Ладно, – успокоившись, прошипел он. – Погоди у меня!

Похожую фразу произнес и Слава Савицкий, когда, разбуженный посреди ночи Мироном, узнал о случившемся.

– Все ясно, война на уничтожение, либо мы их, либо они нас! Как можно быстрее вырезать всю эту сволочь! – горячился еще не полностью пришедший в себя Мирон.

– Успокойся, – сказал Савицкий. – Давай выпьем!

– Тебе же нельзя?! – удивился Мирон.

– Плевать!

– Всех не надо, – продолжал Славик. Глотнув по полстакана водки, они закурили сигареты, удобно устроившись в креслах. – Достаточно выбить ядро, а лучше всего самого Кадия: рядовых пацанов зря не трогайте, только если нет другого выхода.

– До Кадия сейчас вряд ли доберемся, – немного подумав, сказал Мирон. – Он хитрая бестия, может на дно лечь, да и все остальные тоже. Слышь, Слава, – внезапно оживился он. – В больнице-то четыре его красавчика загорают!

– Убивать на больничной койке полуживых людей, – поморщился Савицкий.

– Зачем на койке! Когда выйдут! Сегодня дежурит врач Василевский, мы с ним вместе в Афгане служили. Позвоню-ка я ему, узнаю, когда кто выписывается.

Врач Василевский дежурил не очень старательно, а точнее, крепко дрых, налакавшись спирта. Поэтому трубку снял только после тридцатого гудка. Выслушав просьбу Мирона, он раздраженно чертыхнулся, но все же разузнал то, что нужно.

– Ну вот, – закончив разговор, удовлетворенно сказал Мирон. – Завтра выписываются Енот и какой-то Королев Николай, поступивший вместе с ним.

– Королев молодой, «шестерка», на фиг он нам сдался, – устало ответил Савицкий. – А Енот… Что ж, Енота, пожалуй, можно, та еще сволочь!

Услышав о выписке, Колюня обрадовался. До смерти надоела пропахшая потом, лекарствами и ночными горшками больница, осточертела прилипчивая медсестра, ни на минуту не оставлявшая его в покое. Похоже, дура рассчитывает на серьезные отношения. Нет уж, дудки, потрахались, и будет! За два дня Светка опротивела не меньше больницы. Ладно хоть спирт приносила. Вообще-то выписывать собирались его одного, но Енот тоже захотел домой. «Сам долечусь», – хмуро объяснил он лечащему врачу. Колюня праздновал предстоящую выписку всю ночь и встал поздно, с больной головой. Для Енота раболепствующая перед Колюней Светка стащила где-то морфия, которым тот с удовольствием ширнулся. Напившись крепкого чая и переодевшись в присланную из дома чистую одежду (та, в которой прибыли в больницу, была изорвана и пропитана кровью), Енот под руку с Колюней вышли на улицу. Стояло свежее, прохладное утро, больничный сад утопал в роскошном осеннем наряде. Лежа в больнице, они не знали о тех кровавых событиях, которые разыгрались за последние двое суток. Поэтому ни Енот, ни Колюня не обратили внимания на «восьмерку» с затемненными стеклами, стоящую напротив подъезда.

– Что за проклятие! – ругался тем временем сидящий в машине Мирон. – Почему идут под руку, гады?! Енота, только Енота! – передразнил он мысленно Савицкого. – Автомат – это не винтовка с оптическим прицелом. Как попасть в него, не задев второго? Савицкий, гуманист хренов!

«Ну тебя, Славик, к лешему с твоей дурной добротой», – решил наконец Мирон и длинной очередью скосил обоих.

– Итак, что мы имеем на сегодняшний день? – Савицкий, сцепив за спиной руки, расхаживал по комнате, в которой расположился весь костяк его банды. – Кадий лег на дно, его люди тоже! С квартиры съехал, загородный дом пуст. Кстати, спалили его? Хорошо! Ты, Мирон, дров наложил здорово, зачем валил прямо на улице, шуму теперь на весь город!

– Там все чисто, – обиженно возразил Мирон, – я был в парике, в темных очках. Машина не наша, угнанная, да и вообще она уже давно на запчасти разобрана.

– Это правильно, молодец! – одобрил Славик. – Только не следовало убивать молодого пацана. Я же сказал русским языком: Е-но-та!