Иван Козлов - Клятва сбитого летчика

Сам майор Татарцев носил еще офицерский планшет. В нем покоились остро отточенные карандаши и чистые листы бумаги. Трудно сказать, зачем все это было ему нужно, записей никто никаких тут не вел, для служебных дел существовали соответствующие журналы. Язвительные языки говорили, что раз погонов нет, то командиру все равно надо чем-то отличаться, вот и сгодился для этого планшет. Впрочем, говорили это без зла, поскольку Татарцев слыл мужиком спокойным, добрым даже, и чтоб его вывести из себя – это надо постараться.

Постарался лейтенант Пирожников, и майор, встретив его у операторской, сердясь, кажется, больше на себя, что вот приходится в таком тоне строить беседу, зашлепал в такт каждого своего слова ладонью по планшету:

– Предупреждаю, товарищ лейтенант, если еще раз повторится такое, как вчера, – прости-прощай! Напишу рапорт – и пусть с вами в Москве тогда разговаривают, понятно?

Пирожников почти на голову выше Татарцева, но взгляд его наивен и чист, как у ребенка. Он, кажется, искренне не понимает, за что с него снимает стружку командир.

– Так я ведь ничего же, товарищ майор!

– Как это – ничего? Ты мне тут ваньку не валяй! Отлучился из расположения, пришел с запахом женщины – и считаешь, что все так и надо?!

Пирожников фыркнул, глядя себе под ноги. Татарцев опять забарабанил по офицерской сумке:

– А смеяться нечего. Это, товарищ лейтенант, политическая ваша безграмотность. Тут французские империалисты, понимаешь, местных женщин развращали, в страхе держали, мы должны их к новой жизни поворачивать, а ты, товарищ лейтенант…

– А я поворачиваю, товарищ майор.

Татарцев стал ловить губами воздух, он даже не находил слов, какие можно было бы сейчас адресовать подчиненному. Пирожников понял, что зарываться дальше нельзя, что так действительно можно нажить неприятности, и стал исправляться:

– Я в том смысле, что учу их, как надо жить. Я же с добрым сердцем к ним.

– Знаю я, где твое доброе сердце растет…

Тут из вагончика высунулся боец:

– Вас к телефону, товарищ майор!

Татарцев, кажется, с облегчением нырнул в кабину, но с порога постучал по планшету:

– Запомните, товарищ лейтенант: еще раз такое повторится – и прости-прощай!

Пирожников горестно вздохнул, пошел мимо зачехленных ракет в тень дерева, где стоял капитан Петров и пил воду из фляги.

– Слышал, Саня? – Пирожников взял у того флягу, тоже попил, а остатки воды вылил себе на голову.

– Пирожок, а что вьетнамки, действительно ничего? – спросил Петров.

Лейтенант лишь поднял большой палец.

Где-то далеко послышалась перестрелка – автоматные и ружейные выстрелы. Офицеры за недолгое время пребывания здесь все равно уже привыкли к этому.

– На ничейке бабахают, – только и сказал капитан.

Уилсону около шестидесяти, улыбка, кажется, никогда не покидает полноватое лицо, и очки в тонкой золотой оправе делают его привлекательным. Член администрации президента, он в Лэнгли бывает чаще, чем в Вашингтоне. Здесь тоже есть его рабочий кабинет. Туда он и направляется в сопровождении генерала Чейни. Этот сух, высок, смугл от солнца и ветров – словом, невооруженным глазом видна военная косточка.

Разговор они начинают, расположившись за столом.

– Я так понимаю, у вас хорошие новости, господин генерал?

– Да, господин Уилсон. Русский при задержании не пострадал, так, царапины. Он уже на базе. Думаю, теперь можно проводить пресс-конференцию и показать миру, что Советский Союз вступил с нами в прямую конфронтацию. Их летчики принимают участие в боевых вылетах.

Улыбчивый Уилсон кивнул, но это означало отнюдь не знак согласия.

– Журналистов мы туда пошлем, пусть готовят соответствующий материал, он никогда не помешает, но как дальше использовать Бабичева – это будут решать не военные, а политики.

Чейни все же продолжил гнуть свое:

– Операция была хорошо продумана и отлично исполнена. Если политики замолчат факт захвата русского, то выходит, мы старались впустую.

Уилсон снял очки, сощурил глаза, и лицо его теперь выражало ироничность:

– Скажите, генерал, какова была конечная цель этой операции?

– Доказать миру, что русские нарушили конвенцию и развязали боевые действия.

– А это в самом деле так?

Генерал, не раздумывая, по-военному убежденно ответил:

– «МиГ» летел навстречу нашим истребителям, вступил в воздушный бой, был подбит, пилотом оказался советский офицер. Все данные о нем собраны нашей разведкой.