Андрей Воронин - Формула смерти

Углубившись в размышления, генерал даже не заметил, как черная «Волга» съехала с трассы на неширокую асфальтированную дорогу, ведущую к дачному поселку.

– У тебя сигареты есть? – спросил генерал, обращаясь к водителю.

– Федор Филиппович, у водителя всегда есть сигареты и стакан – дорожный набор.

Генерал улыбнулся. Василий протянул ему пачку сигарет и зажигалку. Генерал закурил. Это была первая сигарета за день.

Въезд в дачный поселок оказался закрыт. Водитель трижды коротко просигналил, но сторож не появлялся, лишь огромный лохматый пес неопределенного окраса сидел у будки, беззлобно поглядывая на машину. На правом ухе пса красовался сухой до желтизны репейник.

– Ну и где же его хозяин водку хлещет? – спросил у водителя генерал. Водитель пожал плечами.

– Что, мы его ждать будем, что ли? – водитель вышел из машины, осмотрел замок.

Оказалось, тот висит для проформы, створки ворот обмотаны цепью. Василий легко открыл ворота, сел в машину.

Тут же появился пьяный сторож.

– Куда? – задал он вопрос, разведя руки в стороны, загораживая дорогу.

Пес тотчас подбежал к хозяину и несколько раз тявкнул.

– Ну вот, видишь, закрыто – входи, не хочу, открыто – не пускают.

– Мы к Сергею Борисовичу Комову, – опустив стекло, сказал Потапчук.

То ли его лицо, то ли официальный вид черной «Волги» с антеннами спецсвязи заставили пьяного сторожа сделать шаг в сторону, поклониться машине, словно в ней сидел барин, а он, сторож, являлся крепостным, и указать дорогу правой рукой.

– В такую рань, а уже пьян, – не без зависти пробурчал водитель.

– Вася, поехали, не задерживайся, – генерал взглянул на часы.

«Волга» подъехала к даче Комова. Сергей Борисович услышал шум двигателя, вскочил с кресла и вышел на крыльцо. Полковник был бледен, под глазами темнели круги, волосы, совсем недавно расчесанные, растрепались.

Генерал сказал водителю:

– Ты побудь в машине. Можешь немного походить, а я переговорю.

– Понял, Федор Филиппович, – закуривая, сказал водитель.

Генерал вышел из машины. Комов спустился с крыльца. Он был явно растерян и чем-то сильно удручен. По тому замешательству, которое читалось на лице Комова, Потапчук догадался: случилось что-то из ряда вон выходящее. Ведь всякий профессиональный чекист умеет скрывать свои чувства, и только что-нибудь исключительное может вывести его из себя.

Генерал первым потянул руку. Комов немного замешкался. Генерал коротко пожал слабую безвольную ладонь.

– Ну что скажешь, Сергей Борисович? Зачем звал?

– Пройдемте в дом, Федор Филиппович, здесь что-то очень холодно.

Мужчины прошли в дом. Водитель обошел черную «Волгу» кругом, постучал ногой по колесам, смахнул ладонью с ветрового стекла несколько капель и, глядя на мокрые деревья, небрежно выпустил струйку дыма.

– Хорошо тут, – он опять затянулся, глядя на голубоватый дымок, вьющийся над трубой дачи.

– Присядьте, Федор Филиппович, здесь вам будет тепло и удобно, – указывая на хозяйское кресло, предложил Комов.

Потапчук сел, поставил у ног портфель.

– Даже не знаю, Федор Филиппович, с чего начать. Я почему позвонил вам? Я уверен в вашей порядочности.

– Ладно, полковник, давайте без предисловий. В чем проблема? Что стряслось?

– С чего начать, товарищ генерал?

– Начните с начала, это самый простой способ. Кстати, водички у вас нет?

– Есть конечно же, – Комов налил генералу стакан воды. Когда он его передавал, Потапчук заметил, как сильно дрожит рука полковника.

«Что же с ним такое?» – подумал Потапчук, усаживаясь в кресло и протягивая ладони к пышущему жаром камину.

– Тяжело говорить, Федор Филиппович.

– Попробуйте, полковник. Разговор у нас неофициальный, так что можете говорить все, что считаете нужным. А если меня что-нибудь заинтересует, уж простите, буду задавать вопросы, если, конечно, вы не против.

– Нет, что вы, Федор Филиппович, можете спрашивать все.

Потапчук закурил вторую сигарету за сегодняшний день и, стараясь не быть навязчивым, рассмотрел полковника как следует. Тот весь сжался, как перед прыжком, по лицу прошла судорога, глаза увлажнились. Комов заговорил. Он начал издалека, с того момента, когда был учеником восьмого класса обыкновенной московской школы, рассказал о том, как его совратил учитель физкультуры Смехов. Он рассказывал о своем дальнейшем падении с подробностями, с отступлениями. Генерал внимательно слушал, поглядывая то на Комова, то на окурок, давным-давно сгоревший в его пальцах.