Андрей Воронин - Возвращение с того света

Батюшка осенил себя крестным знамением, подошел к лесам и задрал голову. Разглядел он, впрочем, немного, отсюда ему были видны только грязные доски помоста да то появлявшийся в поле зрения, то снова исчезавший из вида тощий зад живописца, с которого пустым мешком свисали широкие, замызганные краской рабочие штаны. За работой художник напевал, совсем тихонько, но отец Силантий слышал как летучая мышь и сумел разобрать отдельные слова. Он тихонько вздохнул и снова перекрестился. Богомаз, уйдя, как видно, в работу с головой, монотонно и немелодично напевал себе под нос «Мурку», напрочь позабыв, где находится. Перекрестясь, отец Силантий пожал плечами: он давно убедился в том, что верить в Бога можно по-разному.

Круглосуточное буханье лбом в пол не всегда означает веру, а распевание блатных песен под сводами храма далеко не во всех случаях говорит о безверии.

Художник был, конечно, тот еще фрукт, но зато какие росписи выходили из-под его кисти! Этот человек носил Бога в душе.

Отец Силантий громко откашлялся в кулак. Песня оборвалась на полуслове, маячивший над головой у батюшки зад скрылся, и на его месте появилась голова, похожая на портрет Карла Маркса из школьного учебника истории. Сходство портил только цветастый платок, по-пиратски повязанный вокруг головы, да размазанное пятно зеленой краски на левой щеке.

– А, батюшка, – сказал богомаз. – А я вас и не заметил.

– Здравствуйте, Анатолий Григорьевич, – по-мирски приветствовал живописца отец Силантий. – Спуститесь-ка, поговорить надо.

– Может, сами подниметесь? – предложил живописец. – Посмотрите, как работа идет, заодно и поговорим.

– Нет уж, сын мой, – с достоинством ответствовал отец Силантий, – годы мои уже не те, чтобы по стенкам лазить. Да и разговор у меня такой.., не для Божьего храма.

– Ага, – сказал похожий на Карла Маркса Анатолий Григорьевич, – ясно. Один момент.

Наверху забренчали споласкиваемые кисти, леса зашатались, и вскоре живописец уже был внизу – невысокий, субтильный, в заляпанном краской черном комбинезоне и старых кедах. Самой значительной частью этого тщедушного тела выглядела, несомненно, голова с живыми карими глазами, смотревшими пытливо и слегка насмешливо. Первое время этот взгляд смущал отца Силантия, но потом батюшка привык: в этом не было злого умысла, просто живописец смотрел так всегда и на всех, даже в зеркало.

– А вы заметили, отец Силантий, – заговорил богомаз, – что в наше время с каждым днем становится все труднее найти место, где два человека могли бы спокойно поговорить, не боясь чужих ушей? И что все меньше становится разговоров, которые можно вести при посторонних? Мы все время говорим: это не телефонный разговор, по почте это посылать нельзя, это разговор не для Божьего храма… Тоска! Как вы полагаете?

– На все воля Божья, – смиренно и расплывчато ответствовал отец Силантий, беря богомаза за рукав комбинезона и деликатно увлекая к выходу из храма.

Они обошли церковь справа и уселись на прогретый солнцем штабель сосновых досок, сложенный за сарайчиком-времянкой, в котором строители хранили инструмент и материалы. Место здесь было тихое, укромное, со всех сторон защищенное от ветра и посторонних взглядов. Отец Силантий самолично позаботился о том, чтобы строители, возводившие крестильню, сегодня все до единого получили отгул, так что говорить можно было совершенно спокойно.

И не только говорить.

Отец Силантий, покряхтывая, открыл «молнию» принесенной с собою сумки и поставил на теплые занозистые доски бутылку водки, присовокупив к ней сверток с едой. Анатолий Григорьевич наблюдал за его манипуляциями, приподняв брови в веселом удивлении. Выпивать на пару с батюшкой ему было не впервой, но, как правило, это происходило по вечерам, после работы.

– Не рановато ли, отец Силантий? – поинтересовался он. – Утро все-таки.

– Утро, вечер, – проворчал батюшка, протирая рюмки полой рясы. – Какая разница, когда грешить? Сказано тебе: разговор у меня особенный… важный разговор.

– Да я же ничего и не говорю, – сдался богомаз. – Я, наоборот, своей жене всю дорогу толкую, что творческий человек просто обязан время от времени снимать стресс…

Продолжая говорить, он ловко откупорил бутылку и наполнил пододвинутые отцом Силантием рюмки.

– За что выпьем? – поинтересовался он, поднимая свою рюмку и свободной рукой мастеря себе бутерброд.

– Ни за что, – сказал отец Силантий. – Просто так выпьем. Для разгона.