Через сутки, еще не сыграли в казарме подъем, а рядовых Коробейникова и Ефимычева выдернули в особый отдел на дознание. И началось! Начальства наехало! Контрразведка и прокуратура стали на уши! Обоих солдат, порознь прессовали на допросах по два раза в сутки.
Кошмарная неделя, казалось, никогда не кончится. Караульная рота гудела как закипающий котел. Казарма не верила в виновность своих товарищей. Ефимычев так воще обрел славу мученика. Он был настолько честен, что не боялся качать солдатские права даже перед рыжим старшиной Кротовым. А Кротов был – зверь. Этот держиморда даже старослужащему сержанту мог на за что врезать по сопатке. Солдаты катили бочку на офицеров. Солдаты глаголили, что офицерье роты решило на рядовых отыграться за свою нерадивость по службе. Считалось однозначным, что месяц, а то и больше, об увольнительных Ефимычев и Коробейников могли и не мечтать.
Однако, казарма ошиблась. На восьмой день, в субботу, Ефимычева и Коробейникова не только не потащили на допрос, но отделенный Кротов обоих провинившихся включил в список группы солдат, получивших увольнение в город. Для группы даже были приобретены билеты в заезжий зооцирк.
Коробейников был так измучен страхом, казалось, неминуемого разоблачения, что решил никуда не дергаться, отоспаться. Ну, может быть, смотаться на часок в поселок, к ветеринарше. Если появится четкое желание трахнуться. Понятно, лучший способ справиться со страхом – надраться до потери пульса, но в его положении подследственного это было безумием.
Такая апатия скрутила Коробейникова – хоть вой. Может быть, он догуливает на свободе последний выходной. И завыл бы солдат от полной неизвестности завтрашнего дня, если бы было где уединиться. Как ни прятал голову под подушку – не спалось. И на бабу определенно не стояло.
С тоски придрался Коробейников к салаге Назаметдинову, только что вернувшемуся с караула. Этот татарин частенько бормотал что-то во сне по-басурмански. А после горохового супа надменно и шумно пускал ветры. Да такие смрадные ветры, что Коробейников, спавший после разжалования на втором этаже койки, просыпался среди ночи. А тут еще вонючие портянки повесил на батарею сушить, хотя старшина запрещал это. Их пора стирать, а он…
– Магомет, а ну, пойдем выйдем! – Лениво приказал старослужащий Коробейников салаге татарину.
И пошел, не оглядываясь, прочь из казармы, уверенный, что басурманин безропотно последует за ним.
Назаметдинов действительно последовал за хмурым Стариком в умывальню. Он был ученой салагой. Не успел Коробейников размахнуться, как Назаметдинов выхватил черную заточку, сделанную из шомпола и ринулся в атаку. Озадаченный Коробейников отступил, да не удачно. Он плюхнулся задницей в липкую от соплей раковину умывальника. Раковина с грохотом обвалилась. По кафельному полу заскакали фаянсовые обломки раковины…
Назаметдинов оскалил желтые редкие зубы. Он издевательски смеялся над конфузом старослужащего солдата. Назаметдинов нагло попирал законы казармы! Назаметдинов поднял руку на Старика! На ветерана роты!
Как рукой сняло с Коробейникова наваждение апатии. В следующее мгновение острый кусок фаянса взметнулся с пола и врезался татарину в зубы. Еще мгновение и беззащитный салага, зажавший ладонями лицо, схлопотал сапогом по яйцам и отлетел в угол умывальни, где побратался с загаженной урной.
Александр подобрал с пола заточенный шомпол. Серебристый заточенный клювик был еще и любовно отполирован. Нужная вещь, – подумал Коробейников и опустил заточку в карман камуфляжных штанов. Закурил сел на подоконник. ОН более не испытывал злости и снова заскучал. Он смотрел как татарин отмывает разбитые губы и пытался вспомнить за что разозлился на салагу. Не вспомнил. Но за что-то же разозлился! Проклятье! Чем-то же провинился этот наглец! Чем? Вот чем?
– Мужик! – Александр похлопал Назаметдинова по согнутой на раковиной спине…
– Я тебя зарэжу ночью! – прорычал татарин, разглядывая на ладони собранные обломки зубов.
– Мужик, кончай базлать. Приберешься тут, понял. Старшине скажешь – ты раковину разбил. А спать будешь теперь на верхней полке.
И тут Коробейников вспомнил, что еще месяц назад у Ефимычева пропал шомпол от автомата.
– Слышь, чурка! А это не все! Тебе еще перепадет от Фимы за шомпол! – Коробейников дал татарину пенделя под зад и поплелся переселяться с верхотуры на нижнюю койку. Не великое утешение, но все-таки.
Читать дальше