Михаил Нестеров - Война нервов

– Не моим, – покачал головой Абрамов. – Хотели назвать «Юстасом», но передумали.

– Я ни черта не понял.

– К делу. Я вот о чем подумал: Диану могли убрать как свидетеля.

– Свидетеля чего?

– Вот и я спрашиваю...

– Ей было всего шестнадцать.

– Дело не в возрасте. Как говорится, слепому всегда есть на что посмотреть.

Вальдес мрачно хмыкнул.

– Ты прав, Алекс. Мы с Камиллой после смерти Дианы не раз возвращались к теме семьи. Если вернуть прошлое, что бы мы сделали? Нужно было прививать ей здоровый образ жизни? Нет. У нее не было тяги ни к спиртному, ни к наркотикам. Работать с ней как с человеком, которому плохо в семье, где он страдает от насилия, непонимания и безразличия? Нет. К ней относились со вниманием, в отдельных вопросах старались понять.

– Остановись подробнее на отдельных вопросах.

– Я их не помню, – увильнул от ответа Томми. – Я постарался привести хоть какой-то пример, но ничего не получилось. Дальше. Разве Диане требовалась профилактика, чтобы не было рецидива? Нет – она не была наркоманкой.

– О чем еще вы говорили с Камиллой?

– За три года – о многом. Знаешь, это первый год увел ее в сторону борьбы с наркоманией. Она посчитала себя обязанной предотвратить хотя бы одну трагедию. Она абсолютно точно определила: проблема наркомании имеет две стороны – предложение и спрос. Именно в таком порядке – предложение и спрос. Потому что предложение наркотиков не только рождает их спрос...

– Оно его провоцирует, я понял, – дополнил Абрамов, перебивая собеседника. – Что дальше?

– Дальше? – переспросил Томми и пожал плечами. – Да, ты прав. Последние полтора года Камилла почти не касалась этой проблемы, мы стали по-настоящему счастливы. И вот вдруг – ты со своим чертовым агентством и отелем!

– Покажи пригласительный билет в наш клуб, найди хотя бы одно объявление об оказании нами розыскных услуг, и я приму твои обвинения.

– Я погорячился, извини. – Вальдес кинул взгляд на часы. Качнул головой, мол, «засиделись», затем допил херес и встал.

– Если надумаешь уезжать из отеля, предупреди меня, – произнес Абрамов. – И вообще – оставь свои реквизиты.

– Зачем? Разве мы подписали договор?

– Нет. Но работа по делу уже началась. Нам предстоят серьезные расходы. Возможно, надеюсь на это, мне или моему агенту вскоре придется вылететь на самолете в Вашингтон.

– Может быть, послать вас прямо на Луну?

– Все будет зависеть от необходимости такого полета и толщины твоего кошелька.

«Вымогатель! – скрипнул зубами Вальдес. – Один шаг до шантажиста».

Спустя час он приблизительно подсчитал, сколько раз во время разговора с Абрамовым менялось его настроение. Но так и не понял, хорошо это или плохо.

Вашингтон

Моника Орсини вернулась после изнурительного шоппинга, с трудом протиснувшись сначала в лифт, а потом в свою квартиру. Пройдя в середину комнаты, она разом развела руки в стороны и разжала пальцы, отпуская десяток фирменных пакетов.

– Разгрузилась, – коротко резюмировала она и рухнула в кресло.

За последние пять лет, по меньшей мере, раз в год Моника возвращалась домой с такой вот грудой покупок, и шоппинг превращался в шоп-тур. Все эти вещи, купленные в бутиках и крупных универмагах, она уложит в сумки, перенесет в свою машину, которая домчит ее до аэропорта; там Моника сдаст багаж в самолет, следующий рейсом в южное полушарие. Она всегда чувствовала себя контрабандисткой и часто повторяла про себя: «Все это барахло, которого полно и в Сантьяго, я везу родителям как один большой подарок. Во всяком случае, пока старики будут разбирать подарки, у меня будет время поспать».

Моника родилась в Штатах. Ее родители иммигрировали в Америку в 1973 году, когда погиб Сальвадор Альенде, а к власти в стране пришел Пиночет. Лишь спустя много лет, когда страна освободилась от коррупции и встречала гостей чистыми улицами и дружелюбными жителями, они вернулись на родину. Моника назвала этот шаг обратной реинкарнацией.

Ее ждала страна, где почти всегда холодно, где частые туманы, дожди и сильные ветры. Ждала пешеходная аллея – сердце Сантьяго, где можно встретить бизнесменов, туристов, уличных торговцев, менял... А выше от аллеи Монику ждал городской театр, один из лучших на континенте, где театральные представления проводятся вокруг небольшой, мощенной булыжником площади.

Моника просидела неподвижно пять минут. Раскурив крепкую кубинскую сигарету и держа ее в пальцах, она смотрела отстраненным взглядом на голубоватый дым, расширяющейся змейкой убегающий к потолку. Глядя прямо перед собой, она представила облако дыма и тянущийся к нему отросток так реально, что, разожми она пальцы, сигарета взметнулась бы по дымному столбу и безвозвратно канула в смерчевой туче.