Михаил Нестеров - Война нервов

Вальдес минуту провел в молчании.

– Для Камиллы важно найти человека, который стоит за трафиком героина в Барселону в частности. Она не надеется найти исполнителя.

– Говори смелее, Томми.

– Хорошо, Нас, ее, не знаю, устроит труп этого человека и доказательства причастности его к наркотрафику. Только не сфабрикованные.

– Мы не занимаемся фальсификацией, подтасовкой фактов и прочее. Мы потянем за ниточку, которая у нас есть.

– Чтобы потянуть ниточку, нужно иметь хоть какой-то послужной список, – непрозрачно намекнул Вальдес.

– Ты должен понимать следующее: существует пользовательский и функциональный уровень. С пользовательской стороны мы выглядим менее привлекательно.

– Достаточно, я понял. Как мы оформим наши отношения?

– Составим договор, согласно которому ты перечислишь оговоренную в нем сумму на наш счет в банке.

– Гарантий, как я понял, никаких. – Томми изобразил пальцами ноль и посмотрел через него на собеседника.

– Гарантии я могу дать под сфабрикованное дело и труп прилично одетого мужчины средних лет.

Вальдес вдруг представил Абрамова с огромной книгой в руках. Заканчивая речь словами о гарантиях, он резко закрывает книгу. Хлоп! Все вздрагивают. Пыль во все стороны. Кто-то оглушительно чихает. Кажется, это Вальдес.

«Вот и я начал сочинять кухонные романы», – невесело вздохнул первый клиент сыскного агентства.

«Мне не помешает дополнительный осмотр дома епископа». С этим настроем Габриель Морето приехал на улицу, где некогда проживал Вильгельм Рейтер.

Свежий пластырь на подбородке он мог объяснить избитой фразой: «Порезался, когда брился». А лично для него, обладателя сотни родинок, треть которых, словно бородавки, топорщилась на щеках, подбородке, эта фраза о порезах при бритье из разряда избитых давно перешла в категорию опошленных очень частым повторением.

Габриель на дух не переносил электрические бритвы и в этом походил на пуританина. Сегодня он сильнее, чем обычно, прошелся бритвой по выпуклой родинке, которая при долгом близком рассмотрении походила на сатанинскую цифру. И даже вскрикнул. Не успел сдернуть с вешалки полотенце, как по подбородку, а потом по шее побежал резвый ручеек крови. Габриель обозвал себя грязной свиньей. Добривался он уже с пластырем на порезе.

Повторный осмотр дома, ставший местом паломничества прихожан, начался с въездных ворот. Морето долго изучал их, и на то была причина. После смерти епископа Рейтера прошли три года, монахиню отправили обратно в монастырь, ее место занял дюжий монах, в одночасье ставший популярным у соседей. По утрам он появлялся посреди двора по форме голый по торс и навязывал своей тени нешуточный бой. Одержав победу, монах-каратист обливался ледяной водой и занимал пост в гостиной.

Габриель посигналил. Выждав полминуты, столько же времени жал на клаксон. Монах появился у ворот, чью витиеватую ковку Габриель запомнил на всю оставшуюся жизнь, через семь минут.

– Где тебя черти носят?! – крикнул он, проезжая мимо стриженого аскета.

Припарковав машину рядом с входом в здание, Габриель дождался монаха и строго-настрого запретил ему входить в дом. Сам же прошел в гараж, примыкающий к правому крылу дома.

– Что я здесь делаю? – вслух спросил себя Габриель, осматривая не новую, но добротную машину марки «Крайслер». Представил себе монахиню. Она подводит слепого епископа к машине и помогает ему занять место в салоне. Сама садится рядом. Подается вперед и вполголоса говорит водителю: «Поехали, брат мой». Брат в буквальном смысле слова оборачивается монахом-каратистом и одаривает сестру сальной улыбкой. Многозначительно кивает на епископа: «Он все равно ни хрена не видит».

Боже, что за ерунда в голову лезет, качнул головой Габриель.

Он не упустил возможности посидеть за рулем «Крайслера», немного пожалел епископа: тот ни разу не притронулся к рулю. Мог ли он представить всю силу и красоту хотя бы этой машины? С чего начинались бы его сравнения, с тех убогих машин марок «Мерседес», «Хорьх», «Ауди», «Фольксваген»? Какая из этих машин была для него идеалом, что ли, и была ли? Сохранились ли в его памяти пусть не образы, но хотя бы контуры?

Контуры людей.

Габриель поежился от этого жутковатого определения, которое он вывел то ли под гипнозом собственных неспокойных мыслей, то ли под воздействием привычки разбирать каждую вещь по мелочам.

Оставив машину и гараж, он глянул на монаха, покорно занявшего место у двери, и подумал, что тот стал при нем послушником.