– У меня была однажды баба с родимым пятном на все колено.
– А у меня была со вставной челюстью. Когда я ей в рот давал, она челюсть вынимала и в стакан с водой…
– А у меня однажды была баба с шестью пальцами на ногах, – врали от скуки нежащиеся по койкам пациенты.
Но появился Шрам, и все заткнулись.
Боксер и Китай донесли заманчивые коробки до середины палаты и опустили их на пол рядом со Шрамом и доктором. Шрам в образе щедрого государя императора приосанился. Дубак прилег плечом на дверной косяк…
«Старика звали Тенгиз Гедеванович. Он жил на другой стороне Белой речки в грузинской части поселка. Восточные окна его дома смотрели на Белую речку, северные – на горы. Старика убили в девяносто втором, когда абхазы захватывали независимость, то есть выгоняли и вырезали грузин, присваивая и деля меж собой их дома и имущество. Батоно Тенгиза выгнать бы никому не удалось, и дом свой он никому бы не уступил.
Я знаю, как он умирал. Батоно Тенгаз встретил обкуренную и ошалевшую от грабежей толпу в большой комнате с окнами на горы и на реку. Он сидел за столом, на котором были лишь кувшин и стакан. Батоно Тенгиз пил свое терпкое красное вино, которым когда-то угощал и меня.
К нему ворвались жители нашего с ним поселка, вооруженные автоматами, обрезами, охотничьими ружьями, пистолетами и кинжалами. Абхазы хотели запутать его и заставить „убраться в свою Грузию». После того как поселок залили слезы грузинских женщин, с абхазами Тенгизу говорить уже было не о чем.
Батоно Тентиз отодвинулся от стола, поло-. жил руки на пояс, украшенный серебряными дедовскими рублями и увешанный ножнами. Поднялся.
Вылетели вперед две его руки – и два метательных ножа проткнули две абхазские шеи. Упали на пол автоматы. Потом Батоно Тенгаз закружил свой танец, когда невозможно понять где рука, где клинок, откуда, снизу или сверху, воткнется или рассечет тебя сталь. Суматошная стрельба разбрасывала пули впустую, абхазы лишь мешали друг другу и валились, схватив рукояти ножей, торчащие из их тел. А руки батоно Тенгиза ныряли к следующим ножнам.
Он вернулся за стол допивать вино, когда двое оставшихся в живых удрали, бросив оружие.
Следующие входить не решились. Они забросали дом фанатами. Разлитый по остальным комнатам дома бензин за считанные минуты лишил абхазов поживы: Надеюсь, батоно Тенгаз вспомнил обо мне, когда уходил. Ведь я один из немногих, кого он признал своим учеником».
…Шрам врубачся, что из лазарета слух мгновенно разлетится по «угловским» хатам. Сейчас ему это и нужно – прославиться реально добрыми делами. Пусть гуляет по крытке байка о человечном воре Шраме, обрастая по пути мясом и жиром все более фартовых подробностей.
– Я – Шрам, – сказал Сергей. – Люди должны жить по-людски. Правильно, братва?
Прописанная в лазарете братва смотрела на Шрама, как на братана, у которого под днищем джипа прикручена динамитная шашка, а он никак в машину не сядет. Зажигание не включит, отвлекается на порожняковые речи.
Боксер откинул коробочные лепестки и робко подал Шраму пухлый полиэтиленовый пакет. Нагнулся за следующим. Доктор, поигрывая стетоскопом, наблюдал, как заключенный Шрамов вкладывает в протягиваемые руки подарки. Их начинка была, разумеется, согласована с администрацией, поэтому дубак не дергался, а равнодушно наблюдал за раздачей.
Первый счастливчик – «утолок» с бинтом на шее – вытряхнул на одеяло содержимое врученного пакета. На синее сукно высыпались чай, мыло, сигареты, сахар, печенье, конфеты без фантиков, две книги серии «Красный детектив».
– Ништяк. Загужуем, в натуре…
«Теперь у меня есть два брата, Рембо и Рокки. Но родных братьев у меня никогда не было. Братьев мне подарил батоно Тенгиз. Но до этого пять лет он учил меня.
Батоно Тенгиз брал в ученики не всех. Он ценил свое знание, семейное знание, потерявшее в столетиях свой исток.
Размахивать ножом может каждый. Приемам можно научиться быстро. Понимать нож, чувствовать его, сливаться с ним в одно целое, – на это уходят годы. Пока у воина есть нож, воин не проиграл, кто бы против него не стоял – к этому надо прийти.
Батоно Тенгиз брал в ученики не всех, за то время, что я его знал, своими руками сделал ножи только для меня и Омари.
Изготовить нож воина – искусство и наука. Надо дождаться, пока кисть мальчика станет кистью мужа, чтобы пробыть неизменно крепкой до окончания пути воина. Рукоять делается под конкретную, единственную и неповторимую кисть, чтобы лежалось ей в ладони так же удобно, как младенцу в утробе матери. При выборе материала для рукояти, ее формы и рельефа поверхности, следует учитывать даже потливость ладоней.
Читать дальше