И надо же, незадача! Именно в тот момент, когда Юрка подскакивал к входной двери, туда вошел очень довольный собой Пятак, тащивший за руку Дашу.
Даша вообще-то никуда не убегала и даже не собиралась. Прав был покойник Микита: она была убеждена, что Седой ей за активную помощь не только жизнь подарит, но и отстегнет маленько. Ну, она, со своей стороны, могла ему и натурой доплатить, — знала ведь уже, что все три отверстия, которые ей природа подарила, — это конвертируемая валюта. Поэтому она, когда Пятак с Микитой забрались в дом, вернулась туда, где стоял «Ниссан». Чуть-чуть задержалась только, дождалась, пока мужики в дом вломятся. Потом Панкрат приволок Килу, раненного и погрызенного собаками, и она, оправдывая свой белый халатик — так в нем и бегала до сих пор! — занялась оказанием первой помощи, благо в аптечках обеих машин были и йод, и бинты, и вата. А тут вдруг прибежал Пятак с круглыми глазами и, ни слова не говоря, потащил в дом.
Таран вылетел прямо на них. Мимо такого шкафа не проскочишь — весь проход загородил!
— Стой! — гаркнул Пятак. — Куда, пацан?!
Юрка шарахнулся назад, но тут из-за угла выскочили Гогины парни. А следом вышел Седой с полотенцем, приложенным к рассеченному лбу, и проверявший челюсть.
— Врежьте ему пару раз! — буркнул Седой. — Но не до смерти! А ты, Дашка, иди со мной, там раненого перевязать надо…
Так она с ними! Когда Даша, даже не поглядев на Юрку, окруженного тремя мордоворотами, скоренько просеменила за угол с Седым, Таран прошептал:
— Гадюка!
Большего сказать не успел, потому что Пятак и Гогины хлопцы налетели на него с трех сторон одновременно.
От Пятака Юрка сумел увернуться, и тот крепко долбанулся кулаком в стену, удар одного из Гогиных принял локтем левой руки, а другого достал правой по носу. Потом успел крепко лягнуть Пятака ногой по колену, получить удар в плечо, мазнув кому-то из троих по зубам… Затем его достали справа по лицу, добавили по ребрам, треснули слева по уху. Таран гвозданул наотмашь и отбросил от себя того, кто пытался захватить ему руки, но тут Пятак долбанул его кулаком по макушке, и Таран разом потерял сознание…
Когда Таран упал, Гогины парни подскочили и успели несколько раз пнуть его ногами. Они здорово обозлились. Одному Юрка нос разбил, у другого оказалась губа порвана и передний зуб вылетел. По настроению могли бы они Тарана до смерти затоптать, но Пятак, который хотел загладить свою оплошку с Крыловым, заорал:
— Завязывай! Он живым нужен…
— Надо этому сучонку руки скрутить, — пробормотал тот, у которого шла кровь из носу. — Здоров махаться, однако!
— Он у нас мастеру спорта нокаут заделал, — почти что с уважением произнес Пятак, как бы подчеркивая значимость того, что они втроем сумели справиться с одним. — Сыми ремень с Микиты, царствие ему небесное… На том свете штаны не спадут.
Так и сделали. Вытянули из штанов убитого эластичный пояс и туго скрутили руки Тарану. Как раз подошел Седой с перевязанной башкой и строго спросил, глядя на Пятака:
— Живой? Не перестарались?!
— Дышит, Вань! — сказал Пятак. — Так, поучили немного…
Действительно, Таран более-менее пришел в себя. Правый глаз, конечно, заплыл, на лбу и на скуле были ссадины, ухо кровоточило — надорвали. Побаливали ребра, но, сломали их или нет, Юрка мог бы определить, только пощупав, а руки были скручены за спиной. Голова гудела, в глазахтуманилось.
— Поднимите его! — процедил Седой. Юрку подхватили за локти и поставили на ноги. Седой мотнул головой: мол, за мной, и Тарана потащили за угол, где на полу лежал бледный, но живой Душин.
— Слышь, Леха или как тебя там, — обратился Седой к Душину. — Я тебя понимаю, ты из вредности ничего сказать не хочешь. Но вот смотри — это пацан. Он ни хрена про ваш чемодан не знает. Если ты, падла, не расколешься, то мы его мучить будем, понял? Ни за что ни про что. Ты ж весь в дырках, в тебе поллитра крови осталось — тебе все равно сдохнуть придется. Но перед смертью на тебе лишний грех будет, усек?! Ну что, скажешь?!
Душин промолчал. Он понимал, что чертов Седой нашел способ воздействия. Да, если б он взялся с него лично шкуру сдирать — промолчал бы. Потерпел бы — часа два, не больше. А потом помер бы. Просто из упрямства, чтоб не уйти сломленным. Чтоб его, офицера-спецназовца, какие-то блатари сломали?! Не бывать тому!
Однако братан — психолог. Четко нашел болевую точку, гад! Хотя этот паренек для Душина, в общем, никто — ни сын, ни младший брат, ни зять. Просто пацан, примерно такой же по возрасту, которых он отправлял в Союз «грузом 200»из Афгана и в Россию из Чечни. Те погибали, выполняя его приказы, и за каждую материнскую слезинку он был в ответе. Перед самим собой, по крайней мере. Тех своих подчиненных, кто остался в живых, он не помнил. Их было много. Убитых — а их на нескольких войнах набралось 24 человека — помнил всех поименно. И как они погибали — тоже помнил. Правда, точно не знал, за что именно погибали. Но там было хорошее и не требующее толкований объяснение: «Принял присягу — от нее ни шагу!» То есть защищай свободу и независимость Родины, исполняй интернациональный долг, восстанавливай конституционный порядок, не жалея крови и самой жизни. И это были солдаты, то есть существа, которым положено убивать, умирать и калечиться за государственные интересы. Ему, майору Душину Алексею Ивановичу, его погоны и должность предоставляли право посылать и вести этих пацанов в форме туда, где их убивали. Но этот Юрка, которого он и рассмотреть-то толком не успел, не был ему даже подчиненным! Он за него никакой ответственности не нес.
Читать дальше