Леонид Влодавец - Таран

Да и то, что происходило здесь, у нее дома, выглядело как-то не так. Будто ничего «такого» и не случилось. Если и волновалась, то только насчет ментов, хотя ей-то уж точно любой суд простил бы побои, нанесенные в состоянии аффекта — про то, что это смягчает вину, Юрка от бывалых людей слышал.

Конечно, встречаются девки, которые от изнасилования отходят быстро. Тем более если оно без тяжких телесных. Потом, правда, из них прошмандовки получаются. Но про таких Юрке все те же бывалые люди рассказывали, сам он таких не знал. А вот Ирку Торопову, которая у них до девятого класса училась, помнил хорошо. Ее какой-то маньяк зажал в лифте. Так она раза два вешалась, а потом еще и в дурдом попала. Хотя до этого была намного менее скромной девочкой, чем Даша. И была ли в медицинском смысле «девочкой» на момент изнасилования — неизвестно.

Тут на какое-то мгновение Таран вдруг подумал: а не вранье ли все это?! Может, просто Даше надо было придумать это изнасилование? Чтоб как-то объяснить Юрке, отчего у нее не все в порядке? Но это только на мгновение. Уже через секунду Юрка эту глупую версию отмел начисто. Если б Даша была такая пройдоха по жизни, так она бы, наверное, предпочла бы потратиться на то, чтоб ей эту самую девчачью фигульку восстановили. И пришла бы к Юрке после свадьбы в самом безукоризненном виде. Родители у нее богатые, не разорились бы, наверное… Как именно это делают и сколько за это денег берут, Таран по малограмотности не знал, но о том, что в Москве такие операции проводят, слышал неоднократно.

Чайник закипел, Таран засыпал заварку, залил кипятком. А тут и Даша появилась — в махровом зеленом халате, с подсушенными феном пышными золотистыми волосами, даже красивей, чем утром была. И с улыбкой на устах, как ни странно…

— Знаешь, — произнесла Даша, испытующе поглядев на Тарана, — я будто заново родилась сегодня. Хотя там мне казалось, что я не смогу дожить до завтра. Ты сможешь все забыть и простить?

— Что простить? — пробормотал Юрка. — Этого пидора?!

— Нет, меня за то, что я ему попалась?

— Ну… Я ж тебя вообще виноватой не считаю, — произнес Таран. — Это ж как несчастный случай. Идешь по городу, никого не трогаешь, а тебе сверху — бух! — сосулька на голову падает. Чего тут прощать? И забыть я это могу запросто. Мы его отметелили? Отметелили. На сто лет запомнит! И все — проехали. Гадом буду, если хоть раз тебя попрекну!

Таран, наверное, чуточку фальшивил. И может быть, даже не чуточку, а побольше. Потому что инстинктивно ощущал к ней неприязнь или скорее брезгливость. Такую, например, как к кружке свежего парного молока, в которую только что угодила муха. Казалось бы, ерунда: подцепил муху ложкой, выбросил — и пей на здоровье! Навряд ли от минутного пребывания мухи в молоке оно станет менее вкусным или заразится микробами. Но далеко не каждый решится такую кружку выпить…

Возможно, Даша эту фальшь почувствовала, потому что посмотрела на Тарана как-то очень строго и произнесла:

— Докажи! Докажи, что ты меня не презираешь.

— Как это? Как доказать, в смысле? — растерянно пробормотал Таран.

— Переспи со мной. Прямо сейчас!

Юрка опешил. У него уши загорелись и сердце затюкало, прямо как утром на вокзале, когда он подумал, будто перепугал день приезда и опоздал встретить Дашу.

Конечно, он мечтал о таком дне. И он готов был его ждать еще не один год, может быть, даже тысячу лет. Хотя за эти три года, что они с Дашей были знакомы, у него было, наверное, не меньше двадцати возможностей узнать, что такое женщина. Девчонки липли, как те же, блин, мухи. А он их отшивал, потому что вбил себе в голову: первой и последней у него будет Даша. Другие парни, намного слабее, дурее и некрасивей его, уже по пять-шесть девок перебрали (если не заливали, конечно), а он даже попробовать не решался, потому что не знал, как Даше в глаза посмотрит, если первой у него будет не она. Хотя ему после этого ничего зашивать или пришивать не пришлось бы…

Может, он просто дурак был?! Может, вообще правы были те, кто ему так, невзначай, по-дружески намекал: дескать, не слишком ли ты, корефан, этой Даше веришь? Ты тут, а она в Москве, тем более на артистку учится… Напрямую, конечно, никто не решался вякнуть: мол, трахается она там по-черному, а тебе мозги пудрит! Он бы за такие слова убить мог. Потому что верил ей безоговорочно. И сам на этой вере в ее чистоту держался. Мечтал о том дне, когда они вместе будут — раз и навсегда.