Леонид Влодавец - Таран

— Сюда, направо! — указала Милка. — В коридор!

Как раз в тот момент, когда они выскочили в коридор со стороны сауны, из Милкиной комнаты выбежали «дядя Вова» и Туз с пистолетами в руках. Туз еще держал под мышкой коробку с «дозами». Таран тут же отскочил влево в проем одной из боковых дверей и выпустил очередь не целясь. Скромное «ту-ту-ту» пистолета с глушителем тут же потонуло в грохоте еще трех «шумных» стволов. Почти одновременно с обеих сторон коридора загремели выстрелы «дяди Вовы», Туза и Милки. Последняя тоже укрылась в проеме двери, которая находилась напротив Тарана по другую сторону коридора, и тоже, как и Юрка, не выставляя головы, бабахала с расчетом, что пуля виноватого найдет. За всеми дверями поднялся жуткий бабий визг и вой. К этому концерту добавилось еще и рикошетное мяуканье от стен и потолка. Одна из рикошетин вдребезги разбила плафон с лампочками, а еще через секунду кто-то невзначай залепил по проводам. Сверкнула голубовато-белая вспышка, послышался треск разряда от короткого замыкания, а затем весь коридор погрузился во тьму египетскую.

— Ходу! — услышал Таран крик «дяди Вовы» и пальнул куда-то в темноту на звук, оттуда ответили, а потом послышался удаляющийся топот ног. Похоже, бежал один человек, но это не означало, что второй не подкарауливает где-то в темноте. Поэтому сам Юрка бежать вперед не решился.

Однако решилась Милка. Она с устрашающим ревом выскочила из-за укрытия и принялась палить в темноту сразу из двух пистолетов, явно не по какой-то цели, а для устрашения неприятеля и собственного вдохновения. При этом она еще и бежала, топая как слониха. Таран выразился непечатно по поводу бестолкового поведения, но тем не менее побежал следом. Неожиданно, хотя никаких выстрелов с противной стороны не было, Милка с грохотом полетела на пол, причем оба пистолета при этом выпалили куда-то по потолку, и одна из пуль шуршанула где-то совсем низко над Юркиной башкой.

— Один готов! — почесывая коленку, доложила Милка, которая просто-напросто запнулась о труп Туза.

В том, что это именно Туз, Юрка убедился через несколько секунд, когда впереди в фойе неожиданно появилось пламя, и его отблески озарили залитое кровью усатое лицо с двумя дырками во лбу.

— Вот сука! — заорала Милка. — Он портьеры зажег! Эй, выходите, бабы! Сгорите на хрен!

— Гори-и-им! — на разные голоса завопили и без того перепуганные обитатели «Театра неюного зрителя», и тут же защелкали отпираемые замки, захлопали двери, затопали ноги. И конечно, все помчались в фойе, где была единственная известная им дверь, выводящая из подвала наверх. Хотя народу было всего ничего — полтора десятка, — суматохи, бабьего визга и гвалта хватило бы на толпу в десять тысяч человек.

— Спокойно! — перекрыла весь этот шум Милка. Ей бы боцманом на покойном «Титанике» служить — вдвое меньше народу утопло бы!

— Короче, бабы! Выходим за мной, организованно! Ща зажгу факел — и топаем в направлении сауны!

Массы ждали вождя — и вождь явился! В темноте Юрка не разобрал, откуда у Милки взялась в руках свернутая в трубку газета «Еще!», которую она запалила зажигалкой, но так или иначе бравая «Зена» воздела этот импровизированный факел над головой, как горьковский Данко свое горящее сердце, и весь личный состав борделя, всхлипывая и ойкая, двинулся к сауне. Юрка слегка приотстал от процессии, поглядывая назад — опасался, что откуда-нибудь выскочит «дядя Вова». Однако сзади все фойе уже охватил огонь. Должно быть, здешний хозяин знал еще какой-то выход наверх.

Через пролом выбирались, уже чихая и кашляя от дыма, быстро заполнившего все помещение. Полно дыма оказалось и под сводами бывшего винного погреба. То и дело кто-то истерически орал:

— Я не могу! Задохнемся!

Но Милка все же довела своих подчиненных до лаза, находившегося за кучей досок, и стала буквально выдергивать их на свет Божий. Большая часть «артисток» покинула помещение в шлепанцах на босу ногу, в халатах или в кофтах поверх ночных сорочек, многие топали с замотанными полотенцами головами или с накрученными бигудями.

— Быстро! Вылезайте и сидите тихо! — шипела Милка.

— Ой, тут крапива!

— Тихо, курва! Убью!

Таран выбрался последним.

И без того уже светало, но пожар, охвативший все три этажа Вовиного особняка, прибавил багрово-золотистых красок здешнему пейзажу. Это был уже четвертый пожар, на котором Юрка присутствовал в течение этой недели, и второй — в течение этой ночи, но ни ферма Душина, ни Шуркин дом-развалюха, ни дача Мазаева не производили такого апокалиптического впечатления. Здесь сгорало нечто большее, чем просто бывший клуб пионерлагеря, переделанный в особняк. Что именно — Таран не знал, но какое-то подсознательное чувство торжества в нем отчего-то закипало. Будто сам подпалил из мести…