Леонид Влодавец - Таран

Конечно, в чем-то Таран перебарщивал, когда оценивал Надькины чувства. Очень может быть, что из свойственного мужикам, особливо таким молодым, как он, завышенного самомнения. А может быть — оттого, что проводил полную аналогию между Надиной влюбленностью в себя и собственной любовью к Даше.

Но уж очень ему было сейчас хорошо, хотя он еще и на кровать-то к Надьке не взобрался. Наверное, не было того волнения и остроты восприятия, которые были с Дашей в первую ночь, когда вообще все было в первый раз, но зато было какое-то тихое, нежное блаженство, набегавшее плавными теплыми волнами, когда Юрка осторожно прикасался губами к смуглой Надиной руке, постепенно перемещаясь от запястья к локтю, а потом от локтя — к плечу. И при каждом прикосновении чуял легкую дрожь нарастающего возбуждения в ее теле. А ведь он еще ни до чего такого не дотронулся.

— Ущипни меня, а? — тихо попросила Надька не оборачиваясь. — Ты правда здесь или во сне снишься?

— Нет, не во сне… — Юрка нагнулся и, бережно отведя полосы от ее уха, кончиком языка прикоснулся к мочке, украшенной маленькой золотой сережкой с красным камушком.

— А с Дашей ты тоже такой ласковый был? — все тем же голосом спросила несносная Надюха.

— Нет, — сказал Таран твердым голосом, — и ее вообще больше нет, понимаешь? Она больше не существует.

— Ну а с той, второй?

— Там вообще было как в бреду, — нехотя буркнул Таран. — Не ломай кайф, а?

— Ну, понимаешь, — Надька переложила голову на другую щеку, и теперь ее круглое личико с прикрытыми глазами было обращено к Тарану, — мне показалось, будто ты о ней очень нежно говорил…

— Шуру мне жалко, и я ей жизнью обязан, понимаешь?

— Понимаю, — вздохнула Надя, — значит, я у тебя третья?

— Слушай, — уже совсем проворчал Таран, — зачем эти вопросы не по делу? Я ж не спрашиваю, который я у тебя?!

— А зря. Могу сразу сказать — первый, — ответила она. — Устраивает?

Таран не поверил — слишком уж лихо разделась и даже не делала вид, что стесняется. А вот остудить его дурацкими вопросами смогла очень быстро. Та благодать, которая обволакивала его душу, пока он руку целовал, куда-то ушла.

— Нет, — сказал Юрка. — Все это не то…

И, встав на ноги, вышел в столовую. Но до дивана дойти не успел. Бух! Увесистая Надежда обеими ногами спрыгнула с постели и — шлеп-шлеп-шлеп! — звучно топая босыми пятками, побежала за ним. Цап! — и крепко обхватила его сзади. Да, лапки здоровые, сила есть…

— Юричек, — прошептала Надька, прижимаясь к Тарановой майке грудью, — я дура! Мне к языку надо гирю привязывать… Сама все испортила!

— Не все, наверное, — ответил Таран, поворачиваясь к ней лицом. — Но вообще-то язык — вещь серьезная…

Впрочем, продолжать нравоучительную фразу он не стал. Уж больно хорошо Надюшка спереди смотрелась. И глаза глядели так нежно, и блеск слезинок их только украсил. И носик-картошечка задышал как-то очень восхищенно, и губки, трепетно выпятившись, так и потянулись к Юрке. Таран мягко припал к этому пухлому ротику, потом сразу же отпустил его и поскорее снял майку, чтобы кожей, а не тканью почувствовать прикосновение ее грудок. А Надька, просунув пальцы под резинку его трусов и жадно скользнув ладошками по Тарановым бедрам, попросту спихнула их вниз. Потом губы вновь встретились, руки жарко обвились вокруг тел, кожа прижалась к коже… Пухлый Надин животик легонько потерся о Юркину шишку, игриво пощекотал густыми курчавочками.

— Я его бою-усь… — покривлялась Надька, когда Юрка стал настойчиво пятить ее в комнату, к кровати. — Серьезно, страшно же, такой здоровый!

— Не бойся, поместится! — весело прошептал Таран.

— Значит, я третья буду? — произнесла Надька, уже лежа на своей постели. — Это хорошо. Бог любит Троицу…

Когда «мерс» господина Летунова припарковался у ресторана «Маргарита» и его хозяин с сопровождающими лицами направил свои стопы в это солидное заведение, швейцар в белом мундире с золотыми аксельбантами — ни дать ни взять генерал-адъютант его императорского величества, только без эполет! — почтительно пропустил его в фойе. Владельца «Супермарина» здесь хорошо знали. Правда, швейцар — он, конечно, царским генерал-адъютантом не служил, но зато был отставным подполковником погранвойск КГБ СССР — своим профессиональным взглядом приметил, что выглядит Василий Петрович как-то очень пасмурно и мрачно. Словно не пообедать приехал, как обычно, а на собственные поминки. Швейцар, конечно, уже мысленно занес это обстоятельство в будущее оперативное донесение. И время прибытия Васи Самолета тоже зафиксировал четко: как всегда, 12.30, без опозданий и опережений графика.