Евгений Сухов - Связной

— Знаешь, что хочу тебе сказать… — снова заговорил Фрол.

— Даже не представляю.

— Скучал я там без этой водочки. Не скрою, в Германии порядок, деньги хорошие получал. Жалованья хватало и на лялек, и на угощение. А вот настоящую водку делать они не умеют. Иногда даже казалось, что за стакан русской водки душу готов отдать! Там, в Германии, самый лучший шнапс хуже нашего самогона!

— Пей себе… Пока не свалишься! — усмехнулся Тимофей.

— А знаешь, и напьюсь! За все то время, пока трезвым ходил.

— Только, самое главное, песни немецкие не заори, а то нас сразу в НКГБ заберут.

— За это не беспокойся.

Щедро, буквально плеская через край, Тимофей разлил в граненые стаканы водку. На белой скатерти остались влажные следы.

— За что пить-то будем? — поднял Фрол полный стакан.

— А какая разница? — пожал плечами Тимофей. — Главное, чтобы прошло хорошо.

— Тоже верно. Ну, будь! — Фрол выпил водку в два больших глотка. — Э-эх, хороша! — Он подцепил вилкой кусок селедки. — Не умеют немцы пить. Вот он нальет себе в стакан шнапса с наперсток и будет его целый вечер цедить. Не понимаю я этого… И посол, и селедочка знатные… Мне там селедочки тоже очень недоставало, все мечтал, вот пойду на базар, куплю штуки три селедки пряного посола и слопаю зараз! Знаешь, думал, что в Советский Союз больше ни ногой, и даже не представлял, что буду так радоваться русской речи. Вот бабы лаются на базаре, а мне радость на душе! Понимаю каждое слово, даже напрягаться не нужно. Представляешь, даже грязь на дорогах как-то милее стала.

— Крепко ты затосковал, — посочувствовал Тимофей, разливая по второму стакану.

— А то! Нам бы немецкий порядок, вот тогда бы мы зажили!

— Не получится, — покачал головой Тимофей. — Тогда это была бы совсем другая страна.

— Тоже верно.

— Ну что, еще по одной?

— Не откажусь.

В соседней комнате неожиданно зазвонил телефон. Фрол в некотором недоумении уставился на Тимофея:

— Так ты сюда и телефон, что ли, провел?

Ответить Романцев не успел: в следующую секунду стол перевернулся и ударил его в грудь. Не удержав равновесие, он упал со стула и болезненно ударился затылком. На пол, разбивая содержимое, полетела бутылка водки, вдребезги расколотились тарелки, разбросав по углам хлеб и куски селедки. Совсем рядом с лицом вжикнула пуля, слегка опалив висок, смачно чмокнула в пол. Скинув с себя тяжелый стол, Тимофей увидел, как Фрол уже распахнул дверь и стремительно выбежал в коридор, гулко стуча каблуками по дощатому полу.

— Взять его! — закричал он. — Не дайте ему уйти!

На лестничной площадке с громким стуком распахнулась соседняя дверь, и отчаянный голос Никифорова потребовал:

— Стоять! Стрелять буду!!

В ответ прозвучало два выстрела.

— Ах ты, гад!!

Деревянная лестница затряслась от гулкого топота. Распахнулась входная дверь, и кто-то истошно закричал:

— Стреляй! Уйдет!!

Один за другим бабахнули два выстрела. Разом умолкли все голоса, только кто-то торопливо, явно запаздывая, спустился по крутой лестнице на первый этаж.

Предчувствуя недоброе, Тимофей поднялся, отряхнул с гимнастерки недавнюю закуску и поспешно вышел из комнаты. Быстро спустившись на улицу, он увидел недалеко от подъезда распластанное тело Фрола. Его правая нога была согнута, а левая, распрямившись, чуток поотстала, как если бы он намеревался продолжить прерванный бег. Вот только осуществить намеченное мешало отверстие в затылке, из которого обильно сочилась кровь. Глаза у Фрола были открыты, а рот перепачкан в дорожной пыли. Вокруг него плотным кругом застыли оперативники.

— Ну и кто же это у нас такой меткий? Чтобы сразу так, в голову? — с укором спросил Романцев.

— Это я, товарищ старший лейтенант, — произнес Никифоров, шагнув вперед. Голос виноватый, в глаза не смотрит.

— Тоже мне… ворошиловский стрелок выискался! Ты на учениях так же метко стреляешь?

— Стараюсь не промахиваться, — виновато потупившись, ответил младший лейтенант.

— Это тебе не тир! Разве тебе не говорили, что в ноги нужно стрелять, а не в голову! И вот скажи мне на милость, кого мы теперь допрашивать будем? Он нам живой нужен был!

Младший лейтенант Никифоров лишь молча пожал плечами. Вокруг понемногу стали собираться прохожие, и какая-та женщина тихо проговорила:

— Это надо же, летчика убили! За что же его, бедного?

— Может, сделал чего? — предположил мужчина, стоявший рядом. — Просто так стрелять тоже не станут.