Было нас из учебного взвода трое. Привезли в пересылку, откуда направляли по частям. Однополчан быстро отправили «за речку». Причем делалось все ночами и в большой спешке. Вот в такой спешке уехал за речку и весь мой багаж: рюкзак с вещами, шинель, парадка – все солдатское барахло, выданное в учебке. Уехал с каким-то бойцом и комсомольский билет. Остался, в чем ходил, но военный билет был на месте, в нагрудном кармане. Наконец распределили меня и других товарищей в ашхабадскую дивизию. Еле-еле взяли, потому как вещей при мне нет, а должны быть, и сопровождающие не хотели брать на себя эту проблему. Нашелся робкий сержантик фельдшер, которому меня и всучили. Поездка в вагоне с постоянно ржущими призывниками, обкуренными анашой, была бы самым запомнившимся приключением, но в соседнем вагоне ехали дембеля из Закавказья. Они пытались поживиться, но призывники были в наркотическом угаре и только ржали, а наши солдатики проявили норов и послали гостей подальше. Взвесив количество и настрой сторон, старослужащие успокоились и удалились.
Но приключения шли по нарастающей. Сержантик привез нас в штаб, сдал бумаги и слинял, перекрестившись, что все обошлось, и ему не влетело. Была суббота. Мы сидели на плацу, без еды, без воды, никто не подходит, ничего не командует. Попытка обратиться к проходящим офицерам закончилась ничем – суббота, начальства на месте нет. Среди нас оказался парень, прослуживший год, а значит более тертый. Куда-то сбегал, с кем-то договорился, и нас после поверки тайком провели в столовую, дали хлеба. Потом запустили в казарму, и мы до подъема устроились на полу. Утром мы снова разместились на плацу. Но тут нас стали гонять офицеры, потому что беспорядок! Сержант и я, как самый взрослый, двинулись в штаб. На раз третий удалось пройти и найти дежурного по части. Он все понял, заочно отматерил сбежавшего сержантика, который чего-то не доложил кому надо. Но решение дежурный принял правильное: назначил старшим сержанта, составили список, всех пристроили на кормежку в столовую и на ночлег, хотя и опять на полу. В понедельник выдали всем сухпай на три дня, распределили по частям. Я получил проездные в г. Теджен, в учебный батальон.
Прослужил недолго: гепатит не дремал, и на два месяца я загремел в госпиталь. Находился он в Марах, лечили здесь витаминами, жили в огромных солдатских палатках с двумя печками. Топливо воровали на станции за забором: то уголь, то саксаул. Там же и встретили Новый год. Прибыл в часть в феврале. Здесь тоже все устроилось, стал комсоргом батальона, выделили в штабе каптерку. И служба была однообразной: дежурство по штабу, как говорилось «через день на ремень». Приказы до офицеров доводить, следить за поливкой газонов и утром не проморгать приход командира батальона и начальника штаба. Остальное время – спи-читай. Из развлечений вне дежурства можно назвать только утреннюю пробежку – 3 км до Теджена и обратно, все это от скуки. Хотя там же бойцы из «учебки» медиков таскали на себе друг друга, тренируя выносливость и готовность вытаскивать раненых. Весь гарнизон был учебным. Готовились все кадры, в том числе и нашим батальоном, исключительно для 40-й армии. Танкисты, медики, шоферы, ремонтники – всех забирал Афган. Иногда приходилось успокаивать куражившихся старослужащих, которых мордовали год назад такие же хлопцы. Не раз прятал в каптерке дембельские альбомы, когда комроты наводил порядок и грозился все пожечь. Комсорга не проверяли: не положено. К тому же я уже год ходил кандидатом в партию, а это тоже играло роль и немалую.
В апреле начались отправки служивых из учебки в Афганистан. Я был неплохим комсоргом, мог поставить вопрос перед начальством о качестве еды, не молчал на партийных собраниях. И решил, что должен я подать рапорт на отправку в Афганистан. Как-то стыдно стало что ли. Решение пришло не вдруг, крепко подумал. Домой решил не писать, чего беспокоить. Тем более, служить оставалось полгода. Рапорт подал по команде, начштаба майор Фролов был мужик прямой и крутой. Фактически он и командовал батальоном. Получив на руки рапорт, спросил:
–А тебе зачем это?
– Решил, что так надо, а то только болтаю, получается. Пацанов не спрашивают, отправляют. А мне 25 лет, сижу тут, агитирую за Родину.
Фролов впервые удивленно, с интересом взглянул на меня. То, что я образован, умел складно говорить – это он не считал важным и искренним.
– Не дури, забери рапорт. Надо будет – отправят и не спросят, чего переться на рожон!
Читать дальше