Андрей Воронин - Комбат. Игра без правил

Нет, из школы надо было уходить. С каждым годом она все больше напоминала зверинец, в котором братья Гороховы были далеко не самыми страшными из обитателей. Вот старшеклассники – это да. Иногда это и в самом деле было страшно – без дураков, по-настоящему. Ирина порой представляла себе, как девятиклассники валят ее в проход и насилуют прямо посреди урока, а накрашенные девицы равнодушно наблюдают за ними, флегматично жуя резинку. Эта фантазия была кошмарной, но в ней не было ничего нереального. Ирина вспомнила, как пару лет назад трое одиннадцатиклассников затолкали сделавшего им замечание по поводу курения в туалете физрука головой в унитаз и спустили воду. Фамилия физрука была Пушкин, голову его венчали благородные седые кудри, и он выполнял в школе обязанности профсоюзного босса. Самое интересное, что после купания в засоренном унитазе, о котором на следующий же день знала вся школа, он даже не подумал уволиться, а все так же гоголем расхаживал по коридорам, гордо неся свои благородные седины. Ирина до сих пор не могла заставить себя смотреть ему прямо в лицо, хотя, по идее, стыдиться должен был он. Французов, которому она рассказала об этом случае, только пожал плечами: подобные вещи были за пределами его понимания.

От метро она добиралась на автобусе, а от автобусной остановки еще двадцать минут шагала бесконечными дворами микрорайона. По случаю теплой погоды во дворах было полно детишек и старух. Время подростков наступит позднее, когда на город опустятся сумерки и старухи загонят детишек по домам смотреть мультики и ужинать. Тогда возле подъездов затлеют огоньки сигарет, зазвенит стеклотара, зазвучат глумливые гогочущие голоса. С годами город, да, пожалуй, и все остальные города в этой выпавшей из плавного хода истории стране, стал все больше напоминать какие-то нью-йоркские трущобы, соскочившие прямиком с телевизионного экрана и в считанные месяцы распространившиеся почти на весь континент. Это был всесоюзный Гарлем, вакханалия нищеты и насилия, и Медный Всадник казался на этом фоне совсем маленьким и сиротливым, как забытая рассеянным ребенком игрушка. Ирина поднялась на восьмой этаж пешком (в кабине лифта весь пол был сплошь залит мочой, а в углу для полноты картины расплылась большая лужа густой рвоты) и позвонила в дверь. У нее, конечно, был собственный ключ, но она любила, когда Французов открывал ей сам: приятно было прямо с порога попадать в его большие, сильные руки. В руках мужа Ирина сразу переставала чувствовать себя самостоятельной современной женщиной, честно говоря, не без удовольствия. За дверью было тихо, оттуда доносилось только неразборчивое бормотание радиорепродуктора. Французов, конечно же, все еще был на службе, и Ирина, вздохнув, полезла в сумочку за ключом.

Старший оперуполномоченный отдела по расследованию убийств капитан Ярцев спал плохо – вероятно, сказывалось нервное напряжение. Раньше ему никогда не приходилось жаловаться на бессонницу. Откровенно говоря, капитан был соней и просто не мог понять, как человек может не спать ночью, если у него нет на то какой-нибудь веской причины. Но то было раньше, теперь же капитан не видел ничего необычного в том, чтобы часами неподвижно лежать в постели с закрытыми глазами и слушать, как ровно дышит спящая жена.

Терять драгоценные ночные часы на то, чтобы ворочаться с боку на бок, сбивая в тугой жгут простыню, было непростительным мотовством. Капитан пробовал читать, но глаза сразу же начало жечь, словно под веки насыпали горячей соли, а жена принялась ворочаться – видимо, ее беспокоил свет. Ярцев раздраженно выключил ночник, закрыл глаза и стал думать. Мысли его лениво блуждали по закоулкам прошедшего дня. В памяти всплывали места и лица, отдельные слова и обрывки разговоров, всплывали, выпячивались, приобретая на несколько секунд почти нереальную яркость и значительность и снова превращаясь в однородную, серую массу.

Вспомнился инструктор по рукопашному бою Французов. Да, такой мог бы забить того курсанта насмерть одними кулаками, да и не одного, пожалуй. Этакий громила… Бывают, конечно, и побольше, но Французов казался каким-то очень уж функциональным, что ли. Это вам не бодибилдер какой-нибудь, у него мускулатура не для красоты, а для дела. Для какого дела? А вот для этого самого – чтобы дал по рогам, и с копыт долой. Бывший десантник вроде бы. Хотя десантники тоже разные бывают, особенно бывшие. Надо бы к нему повнимательнее присмотреться. Вдруг это все-таки он своего курсанта приложил? А мотив какой? Ну, гражданин начальник, это вы уже много хотите. Мотив ему подавай… Например, решил отомстить за сломанную руку. Чем не мотив? Смешно вам, говорите? Позавчера на Витебском вокзале нищего грохнули, выручку забрали и ушли. Это смешно или нет? Да девяносто процентов бытовух вообще не имеют мотива. Рожа соседа не понравилась – вот тебе и мотив. А некоторым вообще никакого мотива не надо, кроме стакана водки. Это им и мотив, и стимул, и награда, и все, что хотите. Курсант не пил, говорите? Так это Французов сказал, а он у нас в данный момент проходит кинопробу на роль подозреваемого. И потом, это он про курсанта говорил, а не про себя. Вот вам картина преступления: напился, вспомнил старую обиду и свернул обидчику шею, возможно, даже в честном бою один на один. Судя по его виду, ему человека убить все равно что мне помочиться. Видал, орденских планок сколько? Чтобы столько юбилейных медалей нахватать, лет двести прослужить надо, никак не меньше.