Всеволод Филипьев - Начальник тишины

– Что потом? – Влас совершенно забыл про суп и с интересом смотрел на рассказчика.

– Потом, видно, Бог устал меня от невинной крови спасать. Вернее Он мне выбор дал, и я по трусости выбрал… Короче нарвались мы как‑то на душманский секрет; завязался бой на высокогорной равнине. Красиво и жутко! Цветы там, травы пестрые. А смерть косит под корень и людей, и травы. Половину ребят мы тогда потеряли, но духов перебили. Когда бой кончился, вдруг метрах в пяти от меня, встает из травы парень. Голубоглазый такой, кожа белая, волосы длинные черные, повязка на лбу, одет по-духовски. Я так и не знаю до сих пор, афганец он был или наш, русский, на их стороне воевавший. Такие там были. Откуда он только в этой траве взялся рядом со мной? Видно у него патроны кончились. Встал он из травы, улыбается и молча на меня прет. Без оружия! Ты когда‑нибудь видел такое? – Замоскворецкий от напряжения привстал и перегнулся через стол к Власу, так что тот почувствовал горячее дыхание собеседника. – Молчишь? Вот и я не видел. Идет без оружия и улыбается. Тут я не выдержал, нервы сдали, и разрядил автомат ему в грудь. Потом подошел, долго смотрел на его белое, молодое лицо. У меня такое чувство было, что убит не он, а я. Закрыл я глаза его голубые. И всё. Потерял смысл жизни. Теперь ничего понять не могу. Лью кровь повинную и невинную, русскую и нерусскую. Знал бы ты, сколько на мне… А передо мной все тот парень стоит, с голубыми глазами, и улыбается. Дурно мне! Понимаешь? Сплошной отстой.

– Слушайте, Юлий, уходить вам надо от этих дел.

– Смеешься? От этих дел живым не уходят. Если стая волков увидит, что вожак ослабел, она его растерзает и нового вожака выберет. А у стаи на слабаков нюх острый. Потому я даже вида слабости показать не имею права, иначе сразу начнется жестокая и кровавая охота…

– Значит, боитесь?

– И не то, чтобы боюсь, а просто не представляю себе, чем буду заниматься, если выйду из игры.

– Не представляете, но хотите выйти?

Замоскворецкий помедлил с ответом.

– Хочу, – прошептал он. – Ей Богу, хочу.

– Если у вас есть силы верить, то верьте: Бог уже вас услышал. А занятие для такого как вы есть подходящее: вы победили всю Москву, теперь попробуйте победить самого себя… победить духовно. Я идти должен, меня ждут. Уверен, что Господь вас не оставит. Только не отчаивайтесь. Извините, такой вопрос: у меня с собой ни копейки, можно я к машине быстренько сбегаю, у друга одолжу?

– Пустое. Иди спокойно. Я тебя угощаю, ты же мой гость.

«Гость», – гулким эхом отозвалось в сознании Власа.

– Спасибо вам большое. До свидания, – Влас встал и направился к выходу.

– Стой, – неожиданно скомандовал Замоскворецкий.

Влас замер.

– Не хотел я тебе говорить, но скажу. Тут один тип тебя заказал. Требовал у меня твоей крови, – Замоскворецкий усмехнулся. – Угадай, что я ему ответил?

У Власа внутри похолодело.

– Не знаю.

– Я ему отказал! Нелегко мне этот отказ дался. Сомневался я. Но после той странной встречи с твоим Другом, у Дома Моды, почему‑то решился и отказал. Всё. Иди!

У выхода швейцар, указывая на корзину, предложил Власу:

– Берите яблочки, это бесплатно.

– Да я наелся уже. Спасибо, – ответил Влас, еле ворочая окаменевшим языком.

После ухода Власа Замоскворецкий вновь понурил голову. К нему подошел вертлявый официант, одетый под повара. Он держал в руках поднос с двумя чашечками ароматного дымящегося кофе.

– Юлий Юрьевич, – заверещал фальцетом повар, – это наш фирменный кофе, специально для вас и вашего гостя.

– Гость уже ушел, а я не хочу.

– Юлий Юрьевич, как же можно? Это чудесный неповторимый кофе, а главное, полезный. Не забывайте, его вам сам доктор Князев рекомендовал.

– Ну давай сюда твой кофе, – Замоскворецкий поморщился и залпом выпил всю чашку, как лекарство.

Повар как‑то нервно улыбнулся и быстро ушел.

Через три-четыре минуты Замоскворецкий почувствовал озноб, а потом сразу жар, в глазах его стало двоиться. «Заболел я, что ли? Или отравили сволочи?», – судорожно думал он.

Как бы из тумана, перед Замоскворецким возникли два черных силуэта в масках. Он все понял, но было слишком поздно, да и ноги не слушались.

– Эх ты повар, повар, – только и прошептал он.

Четыре глухих хлопка из двух стволов, cверлящая боль, пороховая дымка и крики женщин были последним, что слышал и видел Замоскворецкий перед тем, как мир заволокла непроглядная тьма.

Отряд воинов тяжело проскакал через деревушку. Встретив на окраине бабу с коромыслом, воевода Путша остановил всадников.