Всеволод Филипьев - Ангелы приходят всегда

Музыкант сел на стул, подвинул ближе микрофон, взял гитару и заиграл. Гитарные переборы заструились и зажурчали, как лесной ручей.

Такие хрупкие, такие нежные

твои глаза…

Пустыни душные, пустыни снежные

боль и гроза –

всё будет пройдено, всё будет прожито

в глазах твоих.

И капли красные, и капли дождика

сольются в них.

И если с жаждущим разделишь искренне

глоток воды,

цветком бессмертника, святыми искрами

воскреснешь ты.

Лазарю песня понравилась. Синильга, аплодируя, прошептала иноку:

– Я эту песню давно люблю. Трогательные слова и мелодия.

Музыкант продолжал:

– Следующая песня связана с трагическим происшествием. Один мой знакомый покончил с собой. Мне захотелось написать песню, обращенную к нему, если бы он мог слышать или если бы можно было спеть ему до трагического финала. Есть затертая фраза о том, что надежда умирает последней. Лично я с этим высказыванием не согласен, потому что надежда вообще не умирает. Она бессмертна. Песня называется «Бегущий в Небо». Самоубийство – это всегда попытка побега, но это неудачный побег, холостой выстрел. Моя песня о другом побеге, о настоящем. Еще я посвящаю эту песню представителям контркультуры и музыкального подполья советского времени. Таким, как музыканты групп «Воскресение», «Трубный Зов», «Кино» и другим. Эти люди хотели быть собой, сохранить внутреннюю свободу, и это им удалось. Группа «Воскресение»… Их тексты. Это ведь только в СССР был такой опыт, когда молодые ребята, выросшие в атеистическом обществе, вдруг называют свою группу «Воскресение» и начинают сочинять, по сути, духовные песни о вечных вопросах. Это подлинное крипто-христианское искусство, катакомбы духа. Или группа «Трубный Зов». Она буквально взорвала атеистическое пространство, встав на путь мученичества. Нельзя забывать, что у нашей российской контркультуры – светлые истоки и духовные корни. Мы не имеем права занижать этот уровень!

Сделав несколько проигрышей, пульсирующих напором, Музыкант запел:

У нас не осталось шансов,

совсем не осталось шансов!

У нас ещё много планов,

у нас ещё много странных,

способных пойти на чудо,

достойных идти на подвиг,

на диво простому люду,

смотрящему видеоролик.

Запишется каждое слово,

запомнится всякий поступок.

Это – не водное поло,

эта «игра» без уступок.

Рядами ложатся пули

всё ближе к бегущему в Небо.

Ветры свечу задули,

смерть наложила вето.

Только побег без шансов

может считаться побегом.

У нас ещё много планов.

Бежим за бегущим в Небо!

– Да, серьезные у него песни, – прошептал Лазарь Синильге. – Я настраивался на более легкомысленный лад.

– Еще бы, – с достоинством ответила девушка, – Музыкант – это талантище!

– Когда я первый раз совсем юным попал в Питер, – продолжил Музыкант, – то в Русском музее увидел эскиз Врубеля к картине «Сирень». На эскизе была только одна сирень, но какой сочности! Исполненная драматизма и сокровенного смысла. Меня потрясло это на всю жизнь. С тех пор грозди сирени – мои любимые цветы. Примерно тогда же я сочинил небольшую песенку в стиле городского романса. Она так и называется «Сирень». Я вам ее спою:

А когда вы придёте на могилу мою,

в город мёртвых, где бродят забытые тени,

не несите мне роз и гвоздик, я молю,

принесите поникшую ветку сирени.

Не несите мне роз и гвоздик, я молю,

принесите поникшую ветку сирени…

Раздались аплодисменты.

– Немного странно для юноши сочинять такие песни? – с улыбкой спросил слушателей Музыкант. – Молодость сурова и максималистична. Мои самые сильные переживания о смерти относятся именно к тому периоду… А сейчас, чтобы вы не думали, что я всего лишь печальный менестрель, прозвучит полушуточная-полусерьезная песня, которая называется «Вечор». Так сказать, в продолжение размышлений, но уже не юношеских. Маленькая трагикомедия такая. Помните пушкинское: «Вечор, ты помнишь, вьюга злилась». «Вечор» – значит «вчера». Впрочем, к Александру Сергеевичу песня отношения не имеет.

Музыкант заиграл в мажоре:

Такие годы, такие дали…

Мы всё забыли, мы так устали.

Мы всё спустили, мы всё продали,

мы так устали, мы всё проспали.

А было время, а были песни,

а были люди – земля и воля,

их расстреляли на Красной Пресне,

нет, не жандармы, – братва с Подолья.

Вечор, ты помнишь, как мерседесы,

хрипя, друг другу ломали крупы.

Пришла дружина не из-за леса,