Что произошло дальше, Лазарь понял не сразу. Пули защелкали по железным перекрытиям лестницы, стенам и потолку, и вдруг стрельба прекратилась, а преследователь рухнул на пол, словно подкошенный невидимой силой. Лазарь воспользовался передышкой и стал вновь биться в дверь, но, видя, что охранник не шевелится, остановился и медленно двинулся вверх по лестнице. Опасаясь ловушки, он крался с грациозностью рыси, в любой момент готовой к прыжку. Охранник не подавал признаков жизни. Лазарь нагнулся и был поражен: на переносице зияла черная рана, противник застрелил себя сам – его убила отрикошетившая пуля.
Сверху на лестнице раздались шаги и голос другого охранника, который пытался понять, что произошло, пока он находился без сознания. Где-то на одной из лестничных клеток отворилась дверь – это услышавшие стрельбу жильцы проявляли беспокойство. Медлить было нельзя. Лазарь действовал уверенно. Взял из рук мертвеца «Кольт» через полу своей рубашки, чтобы не оставлять отпечатков. Подошел к двери и выстрелом разворотил замок. Затем вернул оружие на место и скрылся.
* * *
Лазарь оказался в том самом дворе, на который смотрел сквозь оконные жалюзи. Здесь стоял большой контейнер для мусора. Около него валялся разный хлам: старая мебель, одежда, мешки. Узкий проулок вывел беглеца на проезжую улицу, вдоль которой возвышались угрюмые дома из красного кирпича. Лазарь принялся энергично голосовать. От стремительного потока машин отделилось и притормозило желтое такси. Усевшись вперед, инок не стал утруждать себя долгими объяснениями с водителем-индусом и выпалил наугад одно-единственное слово: «Бруклин!».
Судя по тому, что таксист понимающе закивал, они находились не в Бруклине. Машина тронулась, и Лазарь уже спокойно огляделся по сторонам, отметив, что район довольно запущенный, а обитатели почти сплошь чернокожие. «Гарлем, что ли?» – подумал про себя инок, но беспокоить шофера вопросом не стал.
Затем Лазарь с волнением развязал рюкзак. На его счастье, содержимое оказалось нетронутым, вероятно, ждали старшего из Москвы. Открыв бумажник, Лазарь убедился, что деньги на месте. Затем, полистав «Молитвослов», нашел страницу, на полях которой еще в Олбани записал телефон нового знакомого, по прозвищу Музыкант. Причем цифры Лазарь записал на всякий случай в неправильном порядке и прозвище абонента не указал, чем сейчас был очень доволен.
Затем неудавшийся разведчик занялся осмотром собственной внешности. Он опустил перед собой солнцезащитный козырек, открыл зеркальце и чуть не присвистнул: левую щеку украшал сине-багровый синяк, полученный от удара табуреткой. «Ну вот, теперь симметрия соблюдена, – успокоил себя Лазарь, сравнивая новый синяк со старым шрамом от пули на правой щеке. – Еще повезло, что комитетчик бился грамотно, не увечил. Все под дых да в пах норовил попасть… Это уж потом, когда озверел». Лазарь потрогал языком треснувший от удара табуреткой зуб, тот зашатался. «Так, первым делом нужно в парикмахерскую, потом переодеться. И к зубному не мешало бы, – строил он планы. – Индус моему растрепанному виду не удивился, потому что ему деньги нужны, зато другие будут шарахаться. Слишком бросаюсь в глаза».
Такси миновало Бруклинский мост. Водитель попросил уточнить маршрут. Лазарь начал говорить о русском районе. При упоминании Брайтон-Бич индус понимающе закивал головой, он знал это место.
Перед самым Брайтоном Лазарь увидел большую вывеску с огромным нарисованным зубом и надписью по-русски «Дантист». Здесь он и вышел, расплатившись с дружелюбным таксистом. В приемной дантиста посетителей не оказалось. Медсестра встретила инока американской улыбкой и вопросом на русском языке с типичным одесско-брайтонским акцентом:
– К Игорю Моисеевичу? Записывались на апойнтмент?
– Записывался, – уверенно ответил Лазарь и, не спрашивая разрешения, вошел в кабинет врача.
Медсестра с регистрационной книгой в руках устремилась следом за ретивым пациентом. Улыбки на ее лице как не бывало.
– Вы господин Бович? Вы что врываетесь?! Я вам медсестра или я вам нет?! Если вы Бович, то вам не сейчас, у вас только через полчаса апойнтмент, а если вам сейчас, то нужно Игоря Моисеевича спросить…
Врач – сутулый мужчина в годах с лицом доброго гнома, большим крючковатым носом и зоркими темно-карими глазами – бросил короткий взгляд на вошедшего и тут же заговорил скороговоркой, слегка картавя на «р»:
Читать дальше