— На Крюка… — поспешно произнес Аркан. — Я не мент, честно…
— И давно поставил?
— Полтора месяца уже.
— Это тебе Крюк приказал?
— Да…
— Царцидзе в курсе был?
— Нет. Он ничего не знал.
— А почему ты именно в этот кабинет микрофоны пристроил? Может, он тебе посоветовал, а?
— Нет, он ни при чем. Крюк сказал, что вы часто в «Кахетии» бываете. Приказал узнать, где собираетесь, кто приходит, с кем встречаетесь. Я узнал, что в этом кабинете. Тогда Крюк и говорит: «Ты не только в электротехнике петришь, но и в электронике. Сможешь прослушку установить с записью на диктофон?» Я сказал, что в принципе могу, только нужны кое-какие вещи, которых у меня нет. Тогда Крюк спросил что, записал и через три дня мне все передал. В общем, с тех пор, как только какая встреча пройдет, я ждал Крюка у «Ракового корпуса», пивняк такой есть… Сдавал кассету.
— И эту успел сдать?
— Успел… — пробормотал Аркан. — А вы все равно его взорвали…
— Крюк знал, что на ней записано?! — у Шкворня аж голос задрожал.
— Он ее при мне прослушал, на автомагнитоле…
Все последние надежды, которые теплились в душе Шкворня, пошли под откос разом. А утешал себя Шкворень лишь тем, что Ерема сумел-таки подорвать Крюка потому, что Аркан почему-либо не сумел записать разговор или Крюк по запарке не прослушал запись. Теперь эта самая кассета лежит если не в офисе у Крюка, то вообще уже в ментуре. И теперь, режь — не режь этого козла Аркашку, ничего уже не изменишь… Странно, но даже злоба на него остыла, и уже не хотелось «играть в гестапо» и отводить душу.
Брынь первый заметил в глазах шефа непривычную по прошлым временам тоску. И удивился. Потому что злость он в этих глазах видал, ненависть тоже, настороженность и подозрительность наблюдал, а вот тоски — еще не видел. Еще больше он удивился, когда Шкворень сказал:
— Мочите их по-быстрому. Ему в лобешник, Райке в затылок. Вон там вроде люк есть в полу. Спихнем туда.
— Не понял… — вскинул брови Брынь. — Ну, ему, стукачу хренову, еще понятно. Раз обещал быстро — фиг с тобой. Но бабенку-то зачем валить, не попользовавшись?! По-моему, ты ее всю дорогу морально готовил. Что с тобой, кореш? Мадемуазель Импотенция посетила? Извини, но помнится, ты народу кайф обещал?!
— Я тоже, братан, настроился… — пробухтел Пан Зюзя. — Побаловаться чуток.
— Ничего, с Дуней Кулаковой побалуешься…
— Обижаешь, командир… — почти с угрозой произнес Брынь. — Серьезно обижаешь! А я ведь не дурак, могу скумекать, что ты теперь на волоске висишь… Не простят тебе Крюка-то!
— Ты теперь никто почти что… — произнес Зюзя, немного поторопившись с выводами. Шкворень был еще очень даже «кто».
— Что ты сказал, падла?! — процедил он, придвинувшись к обидчику вплотную. Тот понял, что нарвался, но успел только глазами хлопнуть.
Бац! — кулак Шкворня, помноженный на девяносто шесть кило живого веса, вложенных в удар, на совесть долбанул Зюзю снизу вверх под подбородок. Клацнули зубы, и жирноватый детина, в котором тоже под сто кило было, ошарашенно растопырив лапы, мешком полетел на цементный пол и шмякнулся на спину.
Вообще-то, при нормальных условиях после такого, как говорят ученые люди, «педагогического взрыва», бунт на борту должен был прекратиться. Но Шкворень как-то не учел, что имеет дело с тесно сплоченной бригадой, которая состоит из ребят по тридцать с лишним лет, проживших, можно сказать, в одном дворе и уж точно на одной и той же улице, где они постоянно всех, кого хотели, метелили. За их плечами был не один гектолитр совместно выпитой водки, не одна дружно трахнутая девка, а число драк, в которых они всей кодлой участвовали, вообще счету не поддавалось. Да, они еще при Хрестном считали Шкворня большим человеком и уже тогда его побаивались, хотя он был простой шестеркой, если сказать честно. Даже какой-нибудь Шмыгло мог его за водкой сгонять или безнаказанно облаять. Само собой, что в последние месяцы, когда Шкворень столь быстро возбух в родном городе, Брынь и вовсе ходил на задних лапках. Но… Не зря же латиняне придумали эту печальную поговорку: «Sic transit gloria mundi».
Усек Брынь, что Шкворень влип как кур в ощип. А заодно и их может подставить под разборку не только с осиротевшими крюковцами, но и с совсем солидными конторами Басмача, Казана, Пензенского, не говоря уже о Булке. И потому не только не остыл после нокаута, полученного Зюзей, но озверел. А следом за ним, давним вожаком, и остальные трое ринулись на Шкворня.
Читать дальше