Сергей Зверев - Секретная битва спецслужб

– Я… японская… – едва слышно пробормотал капитан, прекрасно осознавая, что сморозил несусветную чушь.

– И, конечно же, она ни слова не понимала по-русски, и Согаве пришлось объясняться с ней на японском языке? – то ли спросил, то ли констатировал человек из разведки.

– Ну да… – уставился на него капитан, мучительно соображая, откуда тот мог знать такие подробности.

– Понятно. Значит, говорил секунд двадцать? И все?

– Н-нет… он еще… в аэропорт позвонил. Но тут уж я его заставил по-русски говорить, хотя он пытался…

– И что его интересовало? – перебил его оправдания «серый костюм». – Желательно дословно.

– Интересовало… щас… – Кислицын неистово принялся тереть свой лоб, отчего на нем проступили розовые полосы. – Кажется, так он спросил: «Скоро самолет до…», черт, как же ее… а, Венесуэлы! И еще, по-моему, город назвал, вроде «каракатицы» что-то.

– Отлично, – подвел итог человек в штатском, хотя было ясно, что ничего хорошего не случилось. Виноватые в побеге офицеры, видимо, перестали его интересовать, и он поднялся с места, обернувшись к генералу. – Ваши люди сильно пострадали? С ними все в порядке?

Эмвэдэшник свирепо завращал глазами:

– Если бы они еще и невредимыми остались, я бы их сам покалечил! За разгильдяйство. В больнице все трое. Один вроде ничего, а двое в тяжелом состоянии.

– Поговорите, пожалуйста, с тем, кто «ничего», может, он видел пособников.

– А нам как теперь быть? – немного растерянно спросил генерал. – Искать его всеми силами?

Разведчик пожал плечами.

– Опасный преступник сбежал из-под стражи, тяжело ранив троих милиционеров, – сказал он, покидая кабинет. – Как в таких случаях действуют, вам виднее. Всего доброго.

После проверки телефонных звонков стало ясно, что японец оказался именно тем, кем думалось, – профессионалом промышленной разведки с весьма широкими связями и возможностями. Все планы – «Перехват», «Сирена» и куча других, введенных в действие, – вряд ли могли остановить такого человека. Тем более спохватились поздно. На руках оставался один лишь козырь – информация о целях и задачах японского агента.

Пару часов спустя на одном из сайтов с частными объявлениями в Интернете появилась краткая заметка, прочитав которую и Стерх, и наблюдающий за операцией со стороны Вертлужный должны были догадаться, что у них появилась проблема в виде серьезного конкурента.

Информационная шумиха вокруг русского изобретателя самому ему уже порядком поднадоела. И если раньше он с наивным удовольствием встречался с прессой и давал интервью, то уже через пару недель, когда простые сообщения о создании водородного двигателя всем приелись и уже не вызывали интереса, а подгоняемые жаждой сенсаций журналисты принялись «копаться в грязном белье» Остроумова, он все больше и больше жалел о своей внезапно нагрянувшей известности. Как и все знаменитости, он в один миг потерял право на неприкосновенность частной жизни. Папарацци денно и нощно охотились за ним, постоянно околачиваясь возле дома, телефон разрывался от предложений, вопросов и даже угроз, пока его не отключили, а постоянные визиты прессы и телевидения вынудили несчастного гения прибавить зарплату садовнику и горничной, с тем чтобы они взяли на себя функции охраны и больше никого не пускали на порог. В свете предпринятых мер Остроумов сам не до конца понимал, как невысокому узкоглазому человеку, представившемуся южнокорейским инженером, удалось уговорить его пообщаться с собой за чашкой чая.

Внутренний дворик виллы изобретателя, огороженный со всех сторон приличным по высоте забором, оставался, пожалуй, единственным местом, где можно было просто отдохнуть в тени под навесом, не опасаясь, что из-за кустов выскочит репортер с микрофоном. Для этого Иван Иванович вынес сюда деревянный стол и стулья, а чуть поодаль соорудил гамак. Здесь и происходила непринужденная беседа с обаятельным корейцем.

Ли Йонг Су оказался на редкость милым человеком. Хоть его, как инженера, и распирало от профессионального любопытства в отношении знаменитого двигателя, тему эту он обходил очень тактично, предоставляя хозяину возможность самому рассказать то, что он сочтет нужным. Последнее очень импонировало Остроумову, который за последнее время почти разучился доверять людям и стал видеть в каждом вопросе подвох. Кроме того, как выяснилось, неожиданный гость учился в России и прилично владел русским языком.